В океане света любви той чудной увидел я глаза Господа моего и руки Его, а сам Он остался невидимым, как бы сокрытым облаком обширным. От глаз Его исходила милость и сострадание к моему уродству, а руки Его простирались ко мне. И раздался голос – не как гром небесный, а будто колыбельная матери над младенцем. И услышал я слова чудные: «Приди ко Мне, сын возлюбленный. Очищу тебя так, что одежда твоя станет как снег. И войдешь ты в чертоги блаженства и разделишь с возлюбленными Моими радость спасения. Готовься. Скоро, скоро уже!»

И растаял свет. Вернулся в тело своё, поверженное ниц перед святыми образами, и услышал предрассветное пение птиц и прохладу на коже своей. Поднялся, дошел до кровати и уснул без сновидений. Проснулся через полтора часа и почувствовал бодрость в уме и в теле. Стал на утреннюю молитву и излил радость из сердца в слова благодарения».

Долго звонил и стучал я в дверь. Наконец, своим ключом открыл замок и вошел в дом Игоря. В гостиной в придвинутых друг к другу креслах сидели он и она, взявшись за руки. Полузакрытые глаза смотрели в окно, в бесконечную даль. На лицах застыло таинственное выражение – такое изредка фиксирует фотоаппарат: человек или начинает улыбаться, или заканчивает, возвращаясь к серьёзному состоянию. Улыбка едва заметна, продолжает тлеть затухающим угольком в уголках губ и глаз.

В этой крошечной точке огромной вселенной поток времени остановил своё журчание и разлился в безбрежное море вечного покоя. Эта непривычная тишина окутала меня, заполнила, мягкой настойчивой рукой усадила на стул и держала за плечи в неподвижном созерцании двух человеческих лиц, на которых лежал золотистый отсвет заката. Души этих людей выпростались из тесного кокона тела, расправили крылья, взлетели и понеслись прощаться с близкими, теми, кто их любил и теми, кого любили они сами.

Я чувствовал их легкие дружеские касания, словно теплый ветерок скользил по лбу и щекам. Глубиной сердца слышал слова утешения и тепло их любви, которое изливалось из центра груди и затопляло меня всего без остатка. Пожалуй, впервые в жизни рядом с умершими людьми ни тоска, ни печаль, ни чувство утраты не давили на меня свинцовой тяжестью. Здесь, в этой тихой комнате, меня осенило счастье таинственного радостного покоя, которое наступает после завершения трудного пути, когда ты после теплой ванны и вкусного обеда сидишь, завернувшись в махровый халат, с тонкой фарфоровой чашкой зеленого чая в руке и просто безумно радуешься окончанию удачного дня и предчувствуешь скорое погружение в чистую постель, пахнущую горной свежестью.

Вдруг из открытой форточки пахнуло прохладным ветерком, будто невидимая рука смахнула что-то с комода. Нечто прозрачное, как крылышко большой тропической бабочки слетело, превратившись в пластиковую обложку диска «Le roi est mort! Vive le roi»[2] группы «Enigma» и плавно упало прямо в мои ладони. Я положил его на колено, рассмотрел – поверх зачеркнутых французских слов фломастером надписано по-русски: «Созерцатель ушел. Да здравствует Созерцатель!»

А вечером после похорон от поминального застолья отделился элегантный господин в темно-синем костюме, подошел ко мне и полушепотом сообщил, что согласно завещанию покойного эта квартира и всё, что в ней находится, переходит в мою собственность. Так я стал созерцателем.

Игорь с Лидией непрестанно готовились к этому переходу в вечность. Они в последние дни часто исповедовались и причащались, раздавали долги, написали завещание и у всех людей, с которыми общались, просили прощения и молитв. Каждый раз на поминальной молитве от прочтения их имен словно вспыхивали веселый огонек в моем сердце, проносился ласковый ароматный ветерок и на глаза накатывала прозрачная слеза. Этот миг мы проживали вместе, совсем рядом друг с другом, и обычный человеческий страх смерти улетучивался, оставляя в душе предчувствие скорой встречи с моим другом и его прекрасной подругой. Как, должно быть, красивы и светлы они там, в блаженных райских садах!

 Но прошла сороковая ночь. Блеснула прощальным светом полуночная заупокойная молитва, когда я будто видел сияющего Христа, раскрывшего объятья Игорю и Лидии, услышал дивные слова: «Придите ко Мне возлюбленные Мои, войдите в блаженство вечное».

Проводил своих самых близких и… загрустил. Внезапно навалилось чувство одиночества. Я носил в себе это горькое чувство и днем и ночью, в пустой квартире и в толпе прохожих. Мне это не нравилось, умом я понимал, что тоска одиночества коренится где-то в области эгоистического саможаления. Понимал, но ничего поделать не мог. Обращался к священнику, он мне сочувствовал, просил изо всех сил хранить мир в душе, отпускал грехи, мне на несколько часов легчало, но потом все возвращалось. Ночами стоял на коленях, потом устало сидел в кресле и часами смотрел на лики Спасителя и Пресвятой Богородицы. Смотрел и молча умолял снять с души эту тяжесть, чувствуя, как колеблется моя вера, как покрывается льдом сердце, а я весь каменею, догораю, превращаясь в черную головешку.

И вот пришла минута, когда понимаешь: всё, край! Конец всему. Вот он – конец света в отдельно взятой душе. Вокруг мрак, внутри ужас, впереди только беда, болезни, смерть и, наконец, ад. Вокруг безумие. Кажется, окружающие потеряли всё хорошее: любовь, свет, разум, веру. Под окнами беснуется пьяная толпа и ревет матом. Соседи сверху долбят каблуками в твой потолок так, что две лампочки из трех в люстре погасли; соседи за стеной визжат арии, телевизор у них там мелодичным голоском красавицы-диктора сообщает о групповых смертях, наводнениях, пожарах, расстреле заложников, крушении банков, разгуле коррупции и преступности… Словом, кажется, что наступил всеобщий хаос.

И вдруг появляется в твоей жизни человек, и ты поднимаешь на него усталые глаза и видишь – да он сияет светом, добром, любовью, мудростью. Он спокоен в своем кристально-алмазном смирении. И расходятся тучи, и восходит солнце – и ты понимаешь, что впереди – счастье, блаженство. Надо только чуть-чуть потерпеть, оглянуться, найти и опереться на протянутую дружескую руку, благодарно улыбнуться ему, как ангелу, посланному Богом и идти, шагать дальше. Ведь ты знаешь куда и зачем, ты веришь, что там – блаженство.