ко мне. Добравшись до края полыньи, она встала на колени, снова перекрестилась

и, что-то прошептав, протянула мне свою хрупкую жердочку. Подтянувшись, я

ухватился за палку, однако, оторваться от бучилы не смог. Ноги мои слиплись в

жиже и лишь тянули вниз.

— Тащи! — крикнул я.

Пашка налегла на палку,

но силенок у нее оказалось недостаточно. Вот и постись! Бедняга упиралась изо

всех сил, но смогла подтянуть меня лишь на десять сантиметров, не более.

Проклятый Водокруч крепко обнял меня и только посмеивался над девчонкой. Борьба

шла минут пятнадцать. Наконец, Пашка обессилено прилегла прямо на кочках. Она

тяжело дышала, платье намокло. Я почувствовал, что и у меня силы тают, как снег

в жаркий день.

Болото, воспользовавшись

нашей паузой, принялось отвоевывать отбитое нами пространство, и мои ноги вновь

потянулись в неизвестность. Пришлось начинать барахтанье.

— Погоди, я сейчас,

только передохну немножко… — сказала Пашка.

— Слушай, Пятница, тебе,

скорее всего, меня не освободить! Знаешь что, беги-ка ты лучше обратно к горе.

Вертолет, поди, уже там приземляется. Позовешь кого-нибудь из спасателей. А я

тут пока сам побарахтаюсь…

— Ты же долго не

продержишься! — поднялась девчонка.

— Ничего, потерпим! Я

палку поперек полыньи положу и на ней зависну. Пусть попробует Водокруч меня

тогда заглотить… подавится…

— Точно? — неуверенно

спросила Пятница.

— Да ты не бойся! Лучше

беги скорее, а то меня тут уже пиявки ощупывают, и комары эти еще заедают…

— Ну, хорошо, держись! Я

мигом!

И девчонка кинулась

обратно. Пару раз провалилась по грудь, один раз упала, вся вымокла, но

выбралась из опасной зоны. Потянулись мучительные минуты ожидания. Я завис над

жердочкой, но она под тяжестью здорово ушла в жижу. Грязь достигла уже

подбородка, когда погружение временно прекратилось. Наверно, Водокруч

раздумывал, как бы ему избавиться от моей жердочки, вставшей ему поперек горла

и мешавшей меня проглотить. Время от времени я работал ногами, не давая топи

сковать

меня окончательно. Какие-то огромные пузыри поднимались из глубины и лопались

прямо у моего лица. Противно пели лягушки, где-то бухала птица, стонал водяной

жук. Из зарослей раздавалась чья-то тревожная трель. Похоже, уже вся лесная и

болотная нечисть собралась поглазеть на мое бедствие. Вот незадача, еще никогда

я не оказывался в таком дурацком и безвыходном положении, когда ничем не можешь

себе помочь, хоть имеешь и силу, и волю.

Я вспомнил сон. Все

точно, сижу тут, как в саркофаге и никто не помогает. Одна надежда на Пятницу.

Может, сжалится и разобьет эти нудные оковы… И еще я понял: странное дело, стоит мне поссориться с Пашкой, как беда нас сближает вновь. А ведь так можно

доиграться и до непоправимого… Зря я обидел девчонку — вот и получил

наказание. А что, если она возьмет да и бросит меня, грешника, тут, а сама

улетит домой! Скажет: «А был ли мальчик-то?» Волной смыло… И тут же я с

ужасом почувствовал, как жижа начинает снова меня всасывать, уже вместе с

палкой! Видимо, полынья оказалась слишком широкой, смогла захватить и длинную

жердочку… Правда, погружение было замедленным, не как в начале, но все равно: еще от силы полчасика — и начну пускать пузыри.

— Нет, Пятница не

бросит! — успокаивал я себя. — Христиане так не поступают. Фомка или Лизка, может, и удрали бы… Это мы — обычные грешники — творим, что хотим. У верующих

все серьезно, и ближний для них — превыше всего!

От такой мысли стало

хоть чуточку полегче. Я повернул голову к острову. Сочные ягоды снова манили

своими алыми боками.

— Ох! Вот так поел

ягодки! — грустно хмыкнул я и дернулся наверх.

Удалось освободиться по

грудь. От болотных ароматов уже кружилась голова, кожу лица противно стягивала

засыхающая пленка жижи. Зато комары не больно-то и хотели на меня приземляться.

Не зря же сасквачи всегда ходят в таком виде, как я сейчас. Да, хорошо, но как