быстро проносящиеся над нами. Спасатели, до сих пор, похоже, ничего не

предпринимавшие из-за бури и тумана, может, только еще сейчас начинали выводить

свою технику на дело. А ведь от парома до станции километров шестьдесят по

раскисшей теперь дороге, да и мы отплыли по реке километров на -дцать… Да и

буря тут, видать, поработала на славу, и дороги все, поди, завалило сломанными

и вырванными с корнем деревьями. Одна надежда на вертолет. А вот есть ли он на

станции-то? Скорее всего, будут вызывать вертушку из другого города. А ведь это

еще миль сто двадцать… Короче, прикинул я, найдут нас, по-любому, еще не так

скоро, как хотелось бы. В лучшем случае — к вечеру. А голод проник уже во все

печенки!

Тогда я решительно

сказал:

— Вот что, Пятница, ты

тут посторожи, а я пойду схожу вниз, к болотам, за ягодами. Их там, поди, немерено! Или, может, и грибки попадутся, орешки… Надо же нам пообедать-то, в

конце концов! А ты кидай в огонь побольше лапок, они дымят сильнее.

Пашка, однако, вовсе не

обрадовалась моему предложению. Она опасливо огляделась и тихо сказала: — А если сюда… медведь

забредет…

— Ха! Какой еще медведь!

— усмехнулся я. — Тут одни ящерки да белочки обитают! Ну, в худшем случае

сасквач[2]

забредет на огонек. Но он ведь свой чувак, не животное, плохого не сделает…

— А все-таки… Тут ведь

и волки, и рыси водятся.

— Да на дым и огонь

зверь не пойдет! А ты что же, одна боишься, что ли?

— Да нет… — как-то

смущенно отозвалась девчонка и, покраснев, отошла в сторонку. — Иди, только

недолго. Вдруг за нами скоро прилетят!

— Ну, вертолет-то я

задолго услышу и успею вернуться! Я далеко не пойду. По этим болотам особо-то

не полазишь… Эх, жаль только ягодок набрать не во что… Ладно, я тебе грибов

принесу. На угольях как раз и изжарим… — и я пошел вниз.

Пашка вздохнула и стала

шевелить палкой в костре. Сделав несколько шагов, я оглянулся. Девчонка стояла

и как-то опасливо поглядывала на реку.

— Э, да она, похоже, та

еще трусиха! — подумал я и одновременно отметил, что и мне одному не больно-то

приятно тащиться на эти мрачноватые болота, кишащие всякими там лешаками да

кикиморами. И еще, я ведь сказал маме, что с девчонкой все в порядке, и, стало

быть, я теперь за нее отвечаю. А кто его знает, вдруг и впрямь принесет сюда

нелегкая какого-нибудь йети, что тогда будет? Я вернулся и бодро сказал: — Слушай, если хочешь,

пошли вместе. Там и пообедаем ягодками.

Девчонка заметно

оживилась, но, решив покапризничать, сразу не согласилась.

— А как же костер? —

сказала она настороженно.

— Ерунда! Подбросим

побольше древесины, и он коптить еще часа два будет! За это время мы и

вернемся. Ну, а если прилетит кто, мы услышим и тоже прибежим. А по суше до нас

вряд ли быстро доберешься. Только пешком, а это дня два топать придется!

Видишь, какая тут кругом пересеченная местность!

— Ну, тогда пошли!

Кушать действительно хочется… — согласилась девчонка, и мы весело покатились

вниз.

Правда, когда

спустились, то мне стало уже не так радостно. Острые камни и выступы так успели

намять мои босые ноженьки, что подошвы горели огнем, а один носок вообще

протерся до дыр. Как же я пойду по лесу?! — мелькнула мысль. Тут ведь кругом

одни иглы, сучья да шишки! Так и совсем без ног останешься!

— Паш, погодь, давай

передохнем немножко! — предложил я и уселся на корягу.

Стал ладонями разминать

свои ступни и удалять из носков разные острые занозы, чтобы не мешали ходьбе.

Мелочь в кармане

противно позвякивала.

— И чего я их таскаю?!

Ненужная теперь вещь! — решил я и, открыв карман, вынул монетки и, размахнувшись, хотел уж было запулить их подальше, но услышал: — Стой! Не бросай!

— Ты чего?! — не понял я

и обернулся к Пашке.