переваливала

за колени. Я не боялся, что подмочу концы своих бриджей, а вот Пашке было

сложнее — пришлось поднимать подол длинного платья и держать его в руках. И все

же мы довольно быстро добрались до леса. Тут все было иначе, чем на надоевшем

болоте: могучие стволы сосен, елей, пихт, лиственниц уносились в бескрайнюю

синеву неба. Темно-коричневую твердую землю покрывал сплошной ковер опавшей

хвои, шишек, сухих веток с редкими островками зеленой травки и мха. Свежий

воздух был пронизан томными ароматами смолы. Хотелось дышать полными легкими.

Вверху весело пели птички, по деревьям резвились белочки и бурундучки.

Единственное, что мне здорово мешало, так это босые ступни ног. Приходилось

идти осторожно и глядеть на землю. И все равно было весьма колко.

— Так далеко не уйдешь!

— подумал я.

Но делать нечего,

приходилось терпеть. Примерно час мы брели вдоль кромки болот, пытаясь отыскать

сухой путь обратно к реке, но царство кикимор явно не желало нас пропускать и

вновь зазывало к себе в гости.

— Ну, уж нет! Дудки! В

болото — ни ногой! — говорил я себе, вздрагивая от боли, когда моя пятка

внезапно с противным хрустом опускалась на шершавую шишку.

Когда мои ноги стали

буквально гореть от бесчисленных уколов и царапин, я сделал привал.

— Слушай, Пятница, а

давай-ка лучше рванем к горам! Там за этим лесом я видел зеленую гряду. Какая

нам разница на какой вершине сидеть? Вертолет нас везде достанет… А то, я

гляжу, эти болота и не думают расступаться.

— Хорошо! — согласилась

Пашка, и мы тут же услышали мерное урчание винтокрылой машины.

Мы вскочили и завертели

головами. Но вертолет летел, видимо, где-то в районе реки.

— Эх, были бы мы сейчас

на своей горе! — воскликнул я. — А то тут они нас и не заметят!

— Может, увидят наше

кострище и все равно приземлятся! — предположила девчонка.

— Да там и

приземлиться-то негде… Разве что на болоте…

Рокот то отдалялся, то

приближался. Похоже, спасатели кружили над рекой, прочесывая наш путь от парома

до пещеры. А может, это мне только казалось… Эхо на болотах было раскатистым

и обманчивым. А что, если это был вообще не вертолет, а реактивный самолет, проносящийся над тайгой? Я огляделся и заметил метрах в пятидесяти от нас

довольно приличную полянку:

— Паш, гляди! Рвем туда!

Разведем по-быстрому костер, может, нас и заметят!

И мы кинулись в глубь

леса.

— Уй! Ой! Йес! Йес! Йес!

Муш куейс! — выкрикивал я, наступая то на сухие шишки, то на острые иглы хвои, то треща корявыми сучьями.

Кое-как, вприпрыжку

достиг поляны. Тут действительно хорошо просматривался довольно приличный кусок

неба, по которому мирно бежали бело-снежистые облачка.

— Паш, берем хворост

быстрей! — и я кинулся к валежнику. — Только смотри, могут быть змеи!

И тут внезапная острая

боль пронзила мою ногу. Большой палец с ходу врезался во что-то тупое, жесткое

и, как мне показалось, даже раздвоился от удара!

— У-о-у-у! — взвыл я и,

хватаясь руками за ногу, покатился по земле.

— Что случилось? —

крикнула Пашка.

— Нога! Я, кажется,

разбил палец!

Девчонка отбросила уже

прихваченную охапку хвороста и кинулась ко мне. Бегло взглянув на мою ногу, она

встревожено произнесла:

— Ой, Жорка, у тебя

кровь хлещет! Потерпи, я сейчас перевяжу! — она быстро завернула подол платья и

ловко оторвала от своей длинной «ночнушки» солидный кусок материи.

— Погоди… лежи

смирно… потерпи… потерпи секундочку… — шептала она, занимаясь моей раной.

Я закусил губу и затих.

Осторожно осмотрев палец, Прасковья принялась его ловко перевязывать. Было

совсем не больно.

— Ничего страшного!

Просто рассек сильно… Наверное, напоролся на сук… — тихо говорила девчонка.

— Кость цела, вывиха нету… Ногтю, правда, досталось, но это ерунда… Все

заживет…

— Вот невезение! Надо

же, угораздило! Проклятая коряга!