Она присела рядом. И от

тепла ее тела, и от платья, пахнущего сосной и брусникой, мне стало повеселее.

— Жор, ты знаешь, мне

думается, что мы уже почти пришли! — Пашка перебирала в руках какие-то травы.

— С чего ты взяла?

— Смотри, лишайники уже

повсюду сменяются мхами, и я видела вон там камни! Похоже, мы приблизились к

предгорью.

— М-м-м, да ты просто

мисс Марпл! — сказал я, оглядываясь. — Наверно, ты права. Тогда что же мы

сидим?! Пошли!

— А ты сможешь?

— Ничего, как-нибудь,

потихонечку…

Мы встали. Ходок из меня

был, по-прежнему, никудышный. Живот все болел и урчал, руки и ноги дрожали.

Хотелось только лечь и согреться. Мы шли, взявшись за руки, и это хоть как-то

еще давало мне сил.

— А ты знаешь, слизевики

— они живые и даже могут передвигаться! — сообщила моя спутница.

— Да ну?! — искренне

удивился я.

— Да! Они ползают, точно

улитки. Их скорость — один миллиметр за десять минут.

— Ничего себе! Вот уж не

знал, что грибы могут еще и бегать! Интересно, — сказал я и скорчился от боли.

— М-м-м, вот зараза! Проклятые «следопыты»… — и я плюхнулся на поваленную

сосенку.

— Совсем плохо? — с тревогой

спросила Паша.

— Не смертельно пока, но

достает… Короче, муш куейс!

— Тебе нужна срочная

помощь! — девчонка осмотрелась и сказала: — Знаешь что, ты тут посиди пока

немного, а я схожу вперед, на разведку. Может, горы уже близко! А там и

вертолет встретим! Хорошо?

Я согласно кивнул

головой, хотя и почувствовал, что совсем не хочу оставаться один.

— Потерпи, я быстро! — и

она засеменила по лесу.

— Куейс, куейс! —

отозвался я и тихо добавил, сплевывая: — А скорее всего — муш куейс… Где они

— эти горы? Их ведь еще не видно! Это же не стог сена…

Я прилег на дерево.

Начал накрапывать дождик. Редкие холодные капли падали мне на лоб и испарялись

от его жара. Иногда становилось легче, а то вновь начинались мучительные

спазмы. И тогда казалось, что если они не отпустят, то, пожалуй, и не

выдержишь! Я то садился, то ложился. Мутило страшно. И в довершение всего

открылась диарея. Совершенно изможденный и отрешенный, я сидел скорчившись на

высоком узком пне и подбадривал себя словами: — Ничего, крепись

мученик Георгий, поделом получаешь наказание за свое упрямство и чревоугодие…

Святой Победоносец страдал куда более сильно…

Наконец появилась Пашка.

Она спешила, спотыкаясь о коряги и кочки. Вид ее хоть и был утомленный, но

глаза зато радостно светились. И я потянулся к этому свету, точно попавший в

шторм корабль на огонь маяка. На минуту забыл даже о всех болячках. Я встал и

пошел девчонке навстречу. Подбежав, Прасковья повисла на моем плече и, переведя

дух, заговорила:

— Жор, там горы! Уже

совсем близко…

— Что-то отсюда не

видно! — недоверчиво буркнул я.

Девчонка отстранилась от

меня и продолжила:

— Нет, это правда! Хотя

они больше похожи на зеленые холмы, поросшие кустами и мелкими деревцами.

Поэтому их отсюда и не видно! До них километра два осталось, не больше! А еще

дальше эти горы становятся все выше и выше, и у горизонта уже как скалы! Да нас

и на холмах легко будет заметить! Там леса вокруг нету, и есть ровные

площадки… Но это еще что! Ты знаешь, что я еще обнаружила! — глаза девчонки

так светились, что я подумал даже, что она наткнулась на базу геологов или на

вездеход спасателей.

— Нет, конечно… —

отозвался я. — Ты знаешь! Ну, говори скорее! А то я отдам концы да так и не

узнаю этой тайны.

Пашка еще несколько раз

глубоко вздохнула и весело сказала:

— Нет, теперь ты не

умрешь! Не позволю! — И я тут заметил, что пучок трав в ее руках разросся уже

втрое. — Я обнаружила на опушке леса, ты не поверишь, избушку!