Ее радость передалась и

мне. Превозмогая боль в животе, я улыбнулся и даже пошутил: — Неужели Баба Яга? Ты

на ножки-то смотрела?

— Не-е-ет! — рассмеялась

Пашка. — Настоящая! Человеческая! Похоже, это лесная заимка. Ну, ты знаешь, охотники или геологи такие домики иногда ставят в лесу, на всякий случай. Чтоб

таким, как мы, помощь была!

— Супер! — воскликнул я,

и мне захотелось обнять эту мою милую Пятницу.

Сомнений тут не было:

это дело рук самой Параскевы! Но силы меня оставили, и я вновь оседлал мшистый

пень.

— Пошли скорее! — стала

поднимать меня девчонка. — Я тебя там враз вылечу. Я вот травок набрала разных

лечебных… Они знаешь, как здорово помогают! Идем!

Я обнял ее за руку, и мы

двинулись вперед.

— Там, знаешь, и печка

есть — буржуйка, — и стол, и лавки, и сундук, и пила, и топор, и посуда…

Всего полно — я в окошко видела. Обычно и еду тоже оставляют — сухарики там

всякие, крупу…

Мысль о еде была

желанной, хотя меня сейчас страшно мутило.

— Да, я забыла, там

рядом ручеек даже течет! Представляешь? Мы теперь спасены!

— Слушай, Паш, а могу я

молиться твоей Параскеве? — спросил я.

— Почему же нет! Она не

только моя. Она для всех! Ты знаешь, все святые оказывают помощь людям в разных

земных проблемах и напастях. Кто лечит, кто дает что-то, кто спасает, а кто еще

как-нибудь помогает. В сражении вот можно помолиться твоему Георгию, а святая

Параскева дает помощь в исцелении детей, в душевных и телесных недугах, покровительствует скоту и полям.

— Ого! Какая она

сильная!

— Ты же знаешь,

Параскева всегда любила помогать людям.

— Я так думаю, что это

именно она вывела тебя на заимку, верно?

Пашка не ответила,

только улыбнулась. Метров через пятьсот мы действительно вышли к небольшой

черно-серой покосившейся деревянной избушке с плоской крышей, неизвестно чем

крытой. Наверху уже росли какие-то травы, на стенах висели мох, бахрома

плесени, засохшие корни… Курьих ножек, правда, видно не было. Мы подошли к

избушке. Дверь хоть и была на замке, но стоило тот потянуть, как он со

скрежетом раскрылся. Что ж, зверь не зайдет, а человек догадается. Умно

придумано! Спасибо добрым людям, как же они нас выручили! Дождь начал

усиливаться. Лес в районе заимки заметно поредел, и вдали — среди низких туч, тумана и мороси — проглядывались размыто-зеленые высокие холмы.

— Действительно дошли! —

выдохнул я. — Эх, теперь бы вот только избавиться от хворобы, и тогда все —можно

вновь думать о доме.

Мы зашли в избушку. Она

была небольшой, примерно пять на три метра. Пашка усадила меня на лавку близ

крошечного заплесневелого окошка, а сама принялась хлопотать по хозяйству.

Взяла чайник, котелок и

побежала к роднику за водицей. Травы лежали на столе и ароматно пахли. Я

осмотрелся. В правом углу от двери стояла железная печка. Рядом лежала

небольшая поленница дров, а также кучка бересты и смоляных палочек — для

розжига. В другом углу был сундук защитного цвета, более смахивающий на ящик

из-под боеприпасов. Зато очень прочный и надежный: ни вода, ни плесень, ни

грызуны туда ни за что не проникнут! У окна, значит, стояли стол и две лавки, сколоченные из старых сосновых тесин. На полу — пара пыльных дерюжек. Около

стены находился топчан-лежанка, покрытый старым сеном и ветхой шубейкой или же

медвежьей шкурой. Имелась и одна подушка с серой, давно нестиранной наволочкой.

Вот и вся нехитрая обстановочка берендеевского отеля. На стенах висели

различные предметы: пила-двуручка, удочка, сеть, полка с посудой, ящичек с

красным крестом — аптечка… На полке стояли три алюминиевые миски, две кружки, глиняная чашка, кастрюлька и несколько жестяных коробочек, должно быть, со

специями. У лежанки вместо ковра была растянута медвежья шкура, над окном

болтались снизки сухих грибочков. Когда вернулась Пашка и закрыла дверь, то

обнаружилось, что у стенки еще стояли ведро, топор, кирка, лопата и ломик. На

столе вместо скатерти были разложены две газеты «Известия» пятилетней давности.

На стене близ окошка красовались четыре журнальных плаката с изображением звезд