— Это был несчастный случай, — сказал Гарри автоматически, он чувствовал потрясение и пустоту. — Мы… мы найдем способ починить ее.

— Не думаю, что получится, — слезы текли тонкими струйками по щекам. — Помнишь… помнишь у Рона? Когда он сломал свою палочку во время падения машины? Она так и не стала нормальной, пришлось покупать новую.

Гарри думал о похищенном Оливандере, который сейчас был заложником Волдеморта, о мертвом Григоровиче. Как ему удастся найти новую палочку?

— Ладно, — сказал он притворно спокойным голосом. — Я пока позаимствую твою для дежурства.

Ее лицо было все в слезах, она передала свою палочку. Он встал и вышел, не желая оставаться с ней наедине.

Солнце поднималось: чистое, прозрачное, необозримое небо раскинулось над ним, безразличное к нему и его страданиям. Гарри сел у входа в палатку и глубоко вдохнул чистый воздух. Просто быть живым, чтобы наблюдать восход солнца по искрящемуся снежному склону; это должно было быть самым большим сокровищем на земле, но он всё ещё не мог оценить это: Гарри чувствовал острую боль от потери своей палочки. Он смотрел на охваченную снегом долину, на отдаленные церковные колокола, звенящие через блестящую тишину.

Не осознавая этого, он впивался пальцами в свои руки, как будто пытался сопротивляться физической боли. Он проливал свою кровь бессчётное количество раз. Однажды потерял все кости в правой руке. Эта поездка уже принесла ему шрамы на груди и предплечье, вдобавок к уже имевшимся на руке и лбу. Но никогда, как сейчас, Гарри не чувствовал себя обречённо слабым, уязвимым и голым, как будто лучшую часть его волшебной силы оторвали от него. Он знал точно, что может сказать Гермиона в ответ на это: палочка лишь настолько хороша, насколько хорош её владелец. Но она была неправа, его случай был иным. Она не чувствовала как палочка, вертясь, словно стрелка компаса, стреляла золотым огнём по врагам. Он потерял защиту палочек-близнецов, и только теперь, когда она исчезла, он понял, насколько рассчитывал на нее.

Он вытащил части сломанной палочки из своего кармана и, даже не посмотрев на них, убрал обратно, в мешочек Хагрида, висящий на шее. Мешочек был уже переполнен сломанными и бесполезными вещами, чтобы вместить больше. Рука Гарри нашупала старый снитч ослиную кожу, и на мгновение он боролся с искушением выташить его и выбросить. Непроницаемый и бесполезный, как и все что оставил Дамблдор.

И сейчас же его ярость к Дамблдору разлилась по нему как лава, сжигая его изнутри и вытесняя все другие чувства. От явного отчаяния они решили, что Годрикова лощина содержит все ответы, они убеждали себя, что их там ждут, что это всё часть секретного пути, проложенного для них Дамблдором: но не было ни карты, ни плана. Дамблдор оставил их нащупывать путь в темноте, бороться с неизвестными невообразимыми ужасами в одиночку, без посторонней помощи. Ничто не объяснялось, ничто не давалось легко, у них не было меча, а теперь Гарри был лишен даже палочки. И он потерял фотографию вора, и теперь, без сомнения, Волдеморт с лёгкостью выяснит, кто это был…

У Волдеморта теперь была вся информация…

— Гарри? — Гермиона, казалось, опасалась, что он мог наброситься на неё с её же собственной палочкой. Со следами от слез на лице, она присела около него с двумя чашками чая, дрожащими в ее руках, и чем-то громоздким подмышкой.

— Спасибо, — сказал он, беря одну из чашек.

— Ты не против, если я поговорю с тобой?

— Нет, — сказал он, поскольку не хотел задеть её чувства.

— Гарри, ты не хочешь узнать, кем был тот человек на картине. В общем… У меня есть книга.

На колени к нему она робко подвинула нетронутую копию Жизни и Лжи Альбуса Дамблдора.

— Где… Как…?”

— Она была в гостиной Батильды, прямо лежала там… Эта записка была прикреплена сверху.

Гермиона громко зачитала несколько строк заостренного, кислотно-зеленого письма.

— «Дорогая Балли, спасибо тебе за помощь. Вот — копия книги. Надеюсь, что она понравится тебе. Ты рассказала все, даже если ты не помнишь этого. Рита» Я думаю, что она, должно быть, прибыла в то время, когда реальная Батильда была еще жива, но, возможно, она уже была не в состоянии прочесть её.»

— Да, вероятно….

Гарри посмотрел вниз на лицо Дамблдора и испытал волну дикого удовольствия: теперь он узнает всё, что Дамблдор не счёл нужным ему сообщить, хочет он того или нет.

— Ты всё еще очень зол на меня, не так ли? — сказала Гермиона. Он посмотрел на неё и увидел, что новые слёзы просачиваются из ее глаз, и понял, что его гнев, должно быть, отразился на его лице.

— Нет, — сказал он спокойно, — Нет, Гермиона, я знаю, что это была случайность. Ты пыталась вытащить нас оттуда живыми, и ты была невероятна. Я был бы мертв, если бы ты не помогла мне там.

Он попытался вернуть улыбку на её заплаканное лицо, затем обратил свое внимание на книгу. Ее переплет был жестким; ясно, что никогда прежде ее не открывали. Он быстро перелистнул страницы в поисках фотографий, и почти сразу наткнулся на ту, которую искал, молодой Дамблдор и его красивый компаньон, ревущие от хохота над давно забытой шуткой. Гарри опустил глаза на название.