– Да нет. Мы не против евреев. Только награждать их нельзя. Сейчас нельзя. Пока.

Павел Васильевич разлил по кружкам самогон, хозяйка поставила на стол ва­реную в мундирах бульбу, сало, лук. Отряд стоял в лесной деревне.

Пранягин взял кружку.

– Давайте, друзья, по маленькой выпьем. За победу и за товарища Сталина.

Громко стукнули кружками, выпили. Утерли усы, улыбаясь.

– А разве евреи, вот эти слонимские, что в нашем отряде, плохо воюют?
– спросил Пранягин, очищая картофелину.
– Разве они прячутся за чужие спины? Сколько их уже погибло, начиная с Коссовской операции? Десятки. Та же Голда Герцовская - ранена на десятом шлюзе канала Огинского. В бою. Вы же его пом­ните - тот штурмовой бой. А ей девятнадцать лет. Девчонка. А Кремень Зорах, а Натан Ликер - диверсанты-взрывники. Вы их знаете. Вот мы сейчас сидим с вами здесь, водку пьем, а они на железку пошли. Эшелон подрывать. И подорвут. И это уже не первый их эшелон. Так чем они, евреи, хуже нас - русских, белорусов, украинцев и всех прочих людей других национальностей нашего отряда?

Молчат командиры, не знают что ответить, опустили глаза.

– Я скажу вам ребята, - продолжал Пранягин, разливая по второй, - что у себя, на Волге, я вообще евреев почти не видел. Слышал слово такое и что есть такой народ, в университете слышал - среди ученых их немало, башковитые люди.

– Да вы что, Павел Васильевич, - сказал один из командиров.
– Их тут, в Бело­руссии и Польше, еще от царя велось видимо-невидимо. И все им только потор­говать, гешефт найти. Выгоду, значит. И вообще - евреи есть евреи. И говорить больше нечего.

– Ну, вы, ребята, конечно, больше меня в этом вопросе понимаете. Так как на самом деле: евреи - плохие или не очень? И давайте выпьем за нас, партизанских командиров.

Выпили.

– Понимаете, - заедая картошкой, разъяснял Пранягину один из ротных.
– Они и ни хорошие, и ни плохие. Нельзя сказать однозначно ничего. Но - евреи.

– Вот именно, - согласился Пранягин.
– Евреи - это евреи. Русские - это тоже не татары, а татары - уже не поляки. Каждый народ является самим собой и по- своему интересен. А как же по-другому? Но в каждом народе люди разные есть. Воры, вот, я знаю, среди русских и украинцев, например, и среди поляков - не­мало их есть. А цыган вообще мимо коня не пройдет, чтоб не украсть его. Это плохо. Да? А евреи крадут по ночам? Так, чтоб у соседа стащить или дом новый куму поджечь? По принципу: мне хорошо, потому что тебе плохо.

– Нет, Павел Васильевич. Такого у евреев не водится, - сказал тот, что начинал беседу.
– Они дружный народ. Помогают друг другу.

– Ну вот!
– обрадовался Пранягин, наливая по третьей.
– Евреи - дружный на­род. Так и мы, славяне, помогаем друг другу, когда прижмет. Помогаем, а?

– Конечно, Павел Васильевич. Только не очень. Иногда затоптать поможем своего.

– Значит, мы, славяне, разные? Есть хорошие, есть плохие - такие и сякие? Всякие? И среди каждого народа, ребята, есть разные люди. Есть злодеи, а есть золото-люди. Вот так, по отдельности, на каждого человека и надо смотреть. Не нацией интересоваться, а в душу глядеть. Что, мол, ты за человек такой? Есть ли у тебя совесть? Надежный ли товарищ? Уважаешь ли ты старших? Да не обижаешь ли слабого? Разве не так, ребята?

– Правильно, Павел Васильевич. Совершенно правильно. У нас тут до трид­цать девятого года пан был, из поляков, конечно, а вот был добрый пан! У кого корова падет, придет человек тогда к пану, руку поцелует: «Корова пала, панок, допоможи». И он дает на корову сорок или двадцать злотых. И еще скажет: име­ешь совесть - отработаешь. Вот как, люди-то какие разные все.

– А поэтому, дорогие товарищи, - сказал Пранягин, поднимая кружку, - вы­пьем по третьей за то, чтоб не валить всех и все в одну кучу. Я, например, не хочу, чтоб кто-то о русских говорил из-за какого-то одного негодяя, что русские - пло­хие. И никогда сам ни о каком народе не скажу, что народ, целый народ, пусть он и небольшой, - плох. Нет плохих народов, есть плохие люди. И хорошие люди. Вот эти ребята еврейской национальности, что у нас в отряде, - настоящие люди. Надежные партизаны. Поэтому будем ко всем подходить одинаково. Кто заслужи­вает награду - обсудим и представим. Согласны? А кто провинится - накажем и на рожу смотреть не станем. Правильно?

– Правильно, товарищ командир, - ответили Пранягину гости.

– Ну, а раз так, то давайте следующую выпьем за наш героический партизан­ский отряд.

Командиры выпили и, вытирая усы и благодаря за угощение, вышли из хаты, отошли, закурили. И один из них сказал:

– Это он защищает евреев потому, что с еврейкой живет.

А другой - ему ответил:

– С такой бабой, как его еврейка, любой рад был бы пожить.

Мужики засмялись и разошлись.

А в доме, откуда они только что вышли, отодвинулась ширмочка на русской печке и свесилась голова Дины, гревшейся все время разговора и еще до его на­чала на печке. Из-под кожушка вынырнула ее белая рука с изящной крепенькой ладошкой и поманила Пранягина к себе. Счастливо улыбаясь, он подошел к печи, и Дина, обхватив его за шею, что-то прошептала на ухо. Изумленно отстранив голову, он громко сказал:

– Повтори еще раз ясно и внятно!

– У нас будет ребенок, - сказала Дина.

Отряд, вырвавшись из блокады, обосновался в обширном лесном массиве, почти со всех сторон окруженном топкими болотами. И сначала расположился в лесной деревне Святица. Ее жители обеспечили партизан на первых порах про­дуктами, чистым бельем, перевязочными материалами.

Тем временем немецкие регулярные войска, проводившие карательные экспе­диции, ушли на фронт. А окрестные гарнизоны были партизанам не страшны.

Подсчитывая потери, восстанавливая силы, партизаны узнали, что преследо­вавшие их каратели-фронтовики оставили после себя варварский кровавый след. Жителей деревень Завершье и Залесье, через которые проходил отряд, согнали в один громадный сарай и сожгли заживо. Крестьян деревень Вяда и Бобровичи расстреляли полностью - от мала до велика, а дома и постройки сожгли.

Стало известно Пранягину и то, что оставленная им для прикрытия семейно­го еврейского отряда рота, как и сам семейный отряд, сильно побиты, погиб его фронтовой друг и товарищ Михаил Александрович Пащенков, командир взвода. И еще узнал Павел Васильевич, что выжившим в блокаде из семейного отряда старикам, женщинам, детям «геройские» партизаны приказали уйти из тех мест: их присутствие якобы провоцирует фашистские рейды. Напрочь уйти, сдав имею­щееся оружие. Даже заходить в окрестные деревни запретили. На партизанском языке это называлось - «шалман». А потом некоторых из обреченных те же пар­тизаны находили в лесу и сами пристреливали - не хуже карателей.