— Гражданский вертолет эпсилон браво, по фронту от вас запретная зона, не приближайтесь к ней, оставайтесь на месте.

Немец вопросительно посмотрел на меня.

— Продолжаем движение. Не торопитесь, баки полные.

Ответ пришел ровно через минуту.

— Гражданский вертолет эпсилон браво, можете следовать своим курсом, запросите вышку три для обеспечения посадки. Удачи.

— Спасибо, и вам того же…

Я снял наушники.

— Erlaubt. [40]

Ударный авианосец Цесаревич Николай находился примерно пятьюдесятью милями западнее, даже северо-западнее Азорских островов, он стоял по ветру, готовый выпускать самолеты. На палубе возились техники, стояла дежурная авиагруппа — я заметил четверку тяжелых самолетов дальнего рубежа и несколько, семь или восемь — легких. Чуть в стороне, у самой кормы стоял вертолет поисково-спасательной службы в полной боевой. Нас приняли на самую корму, там был нарисован большой белый квадрат и два летных техника помогали нам с посадкой. Сели удачно — волнения почти не было, да и не страшны такому гиганту волны. Под сотню тысяч тонн водоизмещения — не шутки…

На летной палубе, пахнущей как и на всех авианосцах — реактивным топливом и горелой резиной — нас встретили несколько человек, одетых как летные техники, в коричневых легких ветровках и радиофицированных шлемах — здесь, на палубе, у каждого члена палубной команды была форма своего цвета, указывающая на его специальность. Коричневая форма означала, что перед вами технический специалист, механик по самолетной части.

Среди них был собеседник для Мисли — Его Императорское Величество, Николай Третий и для меня — действительный тайный советник Путилов. Вероятно — господин Путилов выживет и при ядерном взрыве…

Мисли повели в адмиральскую каюту, она была здесь совсем недалеко, на корме. Мы с Путиловым отошли в сторону, к стенду, где летные техники возились с отремонтированным двигателем, гоняя его на режимах. Из-за шума — тут можно было говорить в полный голос, не рискуя быть подслушанными.

Путилов был ниже меня больше чем на голову. За то время, пока мы не виделись, он постарел, в жидких волосах появилась седина, глаза были усталыми и строгими.

— Рад видеть вас в добром здравии, князь… — сказал Путилов с неискренней, вымученной улыбкой — рад, что у вас все в порядке.

Я пожал плечами.

— А что может быть не в порядке?

Путилов, когда все это только затевалось — был категорически против, и не только он. Вообще, по моему скромному мнению, внешнюю разведку надо перетряхивать и сильно, иногда я жалею, что не приял пост министра без портфеля, тогда бы меня не сунули в персидское пекло, сидел бы в Петербурге, делами бы занимался по той же разведке. Разведка — это люди, с которых очень давно жестко не спрашивали за результат.

В чем может быть результат разведки? Для чего она существует? Почему то считается, что дорогостоящие, рассчитанные на годы операции по внедрению агентов под чужим именем и под легендой что-то дают. Открою вам маленький секрет — нигде, кроме сцены синематографа они ничего не дают. Ровным счетом ничего. При малейшем проявлении сколько либо серьезного интереса к чему бы то ни было важному — этот интерес отслеживается контрразведкой страны пребывания и деятельность агента, на подготовку и внедрение которого ушли миллионы — либо ставится под контроль, либо безжалостно пресекается.

А вот что делать с Роял Датч Шелл? Сэр Генри Детеринг создал громадную нефтяную компанию, занимается добычей на шельфе Северного моря, она лезет в Южную Америку, в Африку. У этой компании — есть дочерняя компания, занимающаяся рисками, в персонале — бывшие сотрудники SAS и разведки. Лезут во все щели, вынюхивают, и ответ на все один — коммерческий интерес. Ищут возможности для вложения капитала.

А Бритиш Американ Аэроспейс? Это уже не «аэроспейс», это крупнейшая в мире компания, производящая оружие. У немцев таких две: Рейнметалл с дочками, принадлежащий Круппам и Краус Маффей Вегманн, принадлежащий неизвестным акционерам (вполне возможно, что нынешнему рейхсканцлеру в том числе), в Российской Империи есть казенные заводы и несколько частных. Но Бритиш Американ Аэроспейс по аудированному обороту крупнейшая, она производит все, от пулеметов и до космических ракет, она может вооружить современную армию от и до. Эти — тоже присутствуют везде, в Африке, Латинской Америке, Японии, даже у нас, ведут какие-то переговоры, что-то поставляют, принимают плату всеми валютами мира, содержат гигантскую службу безопасности, целый корпус инструкторов и военных инженеров — дошло до того, что они сдают какую-то технику армии в лизинг и обеспечивают ее обслуживание силами гражданских специалистов. И везде, куда бы они не совались, ответ один — коммерческий интерес.

А теперь возьмем меня. Я — занимаюсь бизнесом в новом свете, бизнесом в кризисных регионах. Я знаю обстановку там не понаслышке, у меня — есть специалисты, способные и готовые выполнять любые задачи, и этих специалистов не один не десять — их сотни, а если надо — то и тысячи. Вероятно, обстановкой в новом свете я владею едва ли хуже любой из русских разведывательных служб, а то и лучше. И все легально, а, самое главное — почти бесплатно, если не доходит до необходимости вмешательства. Система не только существует на зарабатываемые ей деньги — но и приносит прибыль. Никого из нас нельзя арестовать просто за то, что я въехал в САСШ по чужим документам.

Скажите, можно ли было бы даже гениальному разведчику завербовать… ну, скажем Марианну. Может быть можно — только на это потребовалось бы не менее года. И гарантий никаких. А остальных, кто работает на меня? А как быть с тем, что происходит сейчас? У меня — прямые выходы на самый верх властной иерархии, на разведслужбы, возможность получать и передавать информацию. Возможность влиять на события. Сколько бы времени потребовалось для того, чтобы дать разведчику, действующему под прикрытием — такие возможности?