С такими рассуждениями Том миновал небольшую рощицу, теперь по обе стороны дороги только бесконечный луг: ни речки, ни тени, а на чистейшем голубом небе уже вовсю жарится янтарный блин. Спину и плечи стало припекать, рубашка взмокла, Том расстегнул пуговицы на вороте, провел пятерней по волосам – нагрелись, как сковорода на огне.

— Черт возьми, я же волшебник!

В раздражении Том сбросил ношу, утер рукавом пот со лба, приставив ладонь козырьком, огляделся. Сельская дорога походила на высохшее русло реки, такая же сухая и безжизненная, ей давно никто не пользовался.

Том уже вытащил палочку, когда запоздало вспомнил про запрет на колдовство, чертыхнулся, притопнул со злости, потревожив облачко дорожной пыли. Пришлось взвалить чемодан, грузный и неуклюжий, на спину, так хоть частично можно укрыться от палящего солнца.

Задумчивый и изнуренный дорогой Том не сразу понял, что идет уже не по пыльной дороге, ноги сами вели по знакомым мостовым. Встретилась старушка с крошечной собачкой на поводке, почему-то окинула неодобрительным взглядом, у живой изгороди замер пожилой мужчина с секатором, Том хотел поприветствовать кивком, но ломота в шее не позволила, а чемодан давил на плечи. От тени деревьев потянуло прохладой, щеки перестали гореть, а дышать стало легче.

Он устало толкнул калитку, со скрипом затворил за собой, не спеша, двинулся к зданию приюта. В задумчивости Том шаркал по мощеной дорожке, пинками подгонял неказистый камешек, когда с высоты послышался довольный голос:

— …твоя правда, Стайн! Значит, и кулаки у тебя с самого утра не зря чесались… Ребус, ты невежда!.. заставляешь себя ждать…

Глядя в ступени, Том запрятал палочку глубже в рукав, шепнул под нос:

— Я ничего не слышу. Я не поддаюсь на провокации…

— Ты что оглох? – рявкнул с вызовом Стайн.

И Уорлок заметил несколько раздраженно:

— С тобой говорят, Ребус.

Только теперь Том поднял голову, разом охватил картину. Уорлок, криво ухмыляясь, замедленно отложил рабочий инвентарь, Стайн демонстративно перебрасывал секатор из левой ладони в правую, чуть поодаль остановились еще трое сирот. Том в миг вытянулся по струнке, резким жестом развел руки в стороны, к ногам звучно рухнул чемодан, на котором тут же скрестились взгляды обоих недругов. Том, пользуясь замешательством, радостно воскликнул:

— Святые угодники!

Растерянные взгляды от чемодана метнулись к нему, Уорлок и Стайн замерли с удивленно открытыми ртами, когда Том заключил их в объятья и продолжил оживленно:

— Какое счастье! Вы меня даже встречать вышли, я так растроган.

— Ты что, спятил? – взвизгнул Уорлок, первым оттолкнул его от себя.

Стайн соображал медленнее, потому глупо пялился на улыбающегося Тома, покосился на покрасневшего от злости Уорлока.

— Нет, – возразил Том, – просто выражаю свою безграничную радость.

До Стайна, наконец, дошло, что к чему, отшатнулся как от прокаженного.

— Иди к черту, Реддл.

— Как невежливо… – оскорбился Том, отряхивая рубашку, как если бы извалялся в муке.

— В какой лечебнице тебя держали все это время? – спросил Уорлок подозрительно, опасаясь приближаться.

Том растянул улыбку еще шире, и лицо его приобрело коварный оттенок.

— Ты все равно не поверишь, Уорлок.

Один из троих, что стояли в стороне, выкрикнул:

— Сестра Бертольд идет.

— Э–э-э, Дик… – занервничал Стайн, торопливо подхватил отложенный инвентарь, – мы еще полчаса назад обещали ей окучить саженцы.

Уорлок мгновение буравил лицо Тома тяжелым взглядом, затем сплюнул ему под ноги, направился за Стайном. Шаги сестры стали громче, и другие сироты потянулись к выходу. Дейвис прошел мимо с равнодушной гримасой, Симон Луишем с интересом поймал взгляд Тома, но заговорить не решился. Третий хотел проскользнуть незаметно, однако Том ухватил за локоть. Пиклс вздрогнул всем телом, уставился вытаращенными глазами.

— Подожди, – велел Том.

— Что стали без дела? – издали потребовала сестра Бертольд, но, приблизившись, моргнула, поправила очки. – Том? Уже здесь? Голоден?

— Нет, благодарю.

— Тогда переоденься и в огород. Инвентарь в кладовке.

Том кивнул сестре, а затем Пиклсу негромкое:

— Принесешь в туалет мою рабочую одежду.

Шаги Пиклса стихли на лестнице, а Том еще медлил, бегло окинул до боли знакомый двор приюта, покосился на церковь Сент–Кросс, издал тяжкий вздох: