На входе в порт нас опять встретили охранники, мы отдали шесть монет, и Рила решительно направилась к знакомому ангару, с надписью «Пряности Мадурга! Лучшие в Империи!»

Самого Мадурга у входа не было, стояли два охранника, один из которых узнал Рилу и тут же побежал за хозяином.

— Рила? Что тебя привело в неурочный день и в неурочный час? Я уже закрываться хотел! Ты что, привезла мне товар? Рано вроде ещё?

— Ты что, видишь где-то повозку, или думаешь, что я принесла тебе мешки на себе, спрятав в потаённое место? — фыркнула Рила.

— Да кто тебя знает? — сощурился Мадург — я ещё не видал твоих потаённых мест...может там что-нибудь и уместится?

— Уместится, да не твоё — хмыкнула Рила — Мадург, дело есть. Поговорить бы нам, только не тут, без лишних ушей и глаз — она кивнула головой на любопытных охранников, навостривших уши и на грузчиков, вереницей пробегавших по территории порта и с любопытством оглядывающих полуобнажённую красотку.

— Ну что же — пошли в мою скромную конуру? — Мадург величаво повёл рукой, покрытой ярким шёлковым рукавом туники, и мы отправились вглубь ангара.

«Конура» Мадурга оказалась в самом дальнем конце огромного сарая-ангара.

Мадург распахнул перед Рилой дверь и кивнув на меня сказал ей:

— Может, охранника оставишь снаружи, вдвоём поговорим?

— Это не просто охранник, этой мой деловой партнёр и жених! — ничуть не смутившись заявила Рила.

— Вот как? — удивился Мадург и его цепкие, умные глаза обшарили моё тело и впились мне в глаза, как две пиявки — а могу я узнать имя жениха?

— Можете. Меня звать Манагер — сухо и холодно ответил я.

— Очень, очень приятно! — с такой наигранной любезностью ответил Мадург, что стало ясно — в его устах это означало: «Пошёл ты...».

Я не стал додумывать — с чего это Мадург так вызверился на «жениха» — больше интересовало, Рила это всерьёз ляпнула, или нет? Вон оно чо, Михалыч! Вон как дело-то зашло далеко!

С трудом выкинув эти мысли из головы, я перешагнул вслед за гостеприимным хозяином порог его «конуры» и поднял брови, не в силах сдержать удивление — эта «конура» отличалась такой роскошью, что перед ней померкли бы, наверное, покои какого-нибудь султана — весь пол покрыт роскошными толстыми коврами, в которых по щиколотку вязла нога, на полированных, покрытых лаком тумбочках, буфетах и столиках из тёмного дерева, стояла посуда, сделанная из фарфора и красивейших пород дерева с инкрустацией самоцветами. В углах стояли вазы, статуэтки людей и животных в различных позах их событий жизни — особенно, почему-то, коленно-локтевой. Видимо, хозяину эти вехи жизненного пути нравились больше всего.

Я внимательно рассматривал его лицо, пока он разливал в драгоценные фарфоровые чашки какой-то напиток — лицо было не то, чтобы отталкивающее, но какое-то неоднозначное.

Подумалось — в этом человеке намешано столько всего, что он сам не знает, как поступит в следующий момент своей жизни. Сейчас я чувствовал исходящую от него волну неприязни, такую, что она переходила в ненависть. Не потерявшись в догадках, понял — почему он так невзлюбил меня.

Этот ляп Рилы про «жениха» был последней каплей — мне кажется, что Мадург очень даже надеялся заполучить Рилу, и не только в постель, но и в спутницы жизни. Мне показалось, что он давно и сильно любил её, и тут — приходит с ней какой-то хрен с горы, и она заявляет — «Это мой жених!» — пожалуй, невзлюбишь этого отвратительного типа...

Мадург поставил перед нами чашки, дождался, когда мы отхлебнём — в них оказалось лёгкое вино, возможно разбавленное водой, и спросил:

— Ну, так что у тебя за такие дела, моя возлюбленная Рила, что ты решила отвлечь старого доброго Мадурга от мыслей о бренности мира и о том, что всё проходит, даже любовь!

— Эк завернул! — демонстративно вскинула ладоши вверх девушка, в знак восхищения его поэтичностью — тебе надо стихи писать, Мадург, а не сидеть в «конуре», завлекая сюда дочек кондитерш и ткачих обещаниями красивой жизни — Рила кивнула на широкую кровать в углу комнаты, покрытую пышными покрывалами из шёлка и ярких атласных тканей — или в жрецы идти — они любят так красиво и вычурно выражаться. Любовь не проходит, Мадург, если она настоящая! А если она прошла — значит не была настоящей! Ну, да к делу. Хватит нам о ахах и вздохах и любовных переживаниях. Мадург, нам надо узнать в порту, не вывозили ли из города одну рабыню, и кто вывозил. К кому я могла бы обратиться?

— К кому? Ко мне, например, ко мне и обратилась! — усмехнулся торговец — только я ведь не торговец живым товаром, и не слежу за происходящим в порту — чего это ты решила, что я наблюдаю за всеми перевозками? Тут сотни кораблей в день разгружаются и выгружаются! Ты сама-то представляешь, чего спрашиваешь?

Рила рассердилась:

— Ну чего ты придуриваешься, и чего дуешься на меня? Я что, когда-то обманывала тебя? Или давала обещание выйти за тебя замуж? Да мы даже не переспали ни разу, а ты тут устраиваешь сцены ревности! Я что, не понимаю, что ли? Мадург, я всегда считала тебя своим другом, что с тобой случилось?

— Да ничего...какие мы друзья — деловые партнёры, и всё. Если бы не то, что я у тебя покупаю пряности, ты бы и не глянула на меня! А то, что не переспали — это не моё упущение, а твоё нежелание, неизвестно почему! Предпочесть меня вот...хммм...ему!

Мадург разволновался, его длинное узкое лицо с торчащими тараканьими усиками исказилось в гримасе, а глаза метали молнии.

Я с интересом ждал — кинет он в меня драгоценной фарфоровой чашечкой, или же ограничится тем, что плюнет в мою чашку? Подумал — а может он уже плюнул, когда я не видел? — и отодвинул чашку от себя.