Вывод из этого такой: у ВСЕХ нас «головы негров» с дыркой в середине. Ответит ли гуманист-универсалист на tete du negre попыткой отрицать, что у всех нас «головы негров», что это не вполне яйцо «Киндер-сюрприз»? Как сказали бы идеологи гуманизма: мы можем быть бесконечно разными, некоторые из нас черные, другие белые, одни высокие. другие низкорослые, одни женщины, другие мужчины, одни богатые, другие бедные и т. д., и т. д. — и все же в каждом из нас сокрыт все тот же моральный эквивалент пластмассовой игрушки, все тот же je ne sais quoi неуловимый X, который как-то отвечает за достоинство, присущее всем людям. Вот что пишет Фрэнсис Фукуяма:

В отличие от философов-трансценденталистов, которые подчеркивают, что Фактор X — это что-то вроде «символической функции», не имеющей соответствия в физической природе индивида, Фукуяма героически располагает его в нашей «человеческой природе», в нашей уникальной генетической наследственности. И разве геном не похож на пластмассовую игрушку, которая спрятана глубоко под нашей шоколадной кожей? Шоколад может быть белым, классическим молочным, темным, с изюмом и орехами или без них — внутри него будет всегда та же самая пластмассовая игрушка (в отличие от яиц «Киндер-сюрприза», которые одинаковы снаружи, но в каждом спрятана разная игрушка). Короче говоря. Фукуяма опасается, что если мы станем чрезмерно вмешиваться в производство шоколадных яиц, мы можем создать яйцо без пластиковой игрушки внутри. Каким образом? Фукуяма совершенно справедливо обращает внимание на крайнюю важность того, чтобы мы относились к нашим «природным» свойствам как к вопросу случая или удачи: если сосед красивее или умнее меня, так это потому, что ему повезло родиться таким, и даже его родители не смогли бы спланировать это. Философский парадокс заключается в том, что если мы отбросим этот счастливый случай, если наши «природные» свойства будут контролироваться и регулироваться биогенетически или с помощью других научных манипуляций, мы потеряем Фактор X.

Несомненно, скрытой пластмассовой игрушке также можно придать особый идеологический смысл — к примеру, представим, как, избавляясь от шоколада во всех его этнических вариациях, мы непременно наталкиваемся на американскую игрушку (даже если она была изготовлена в Китае). Этот таинственный X, внутреннее сокровище нашего бытия, может оказаться также незваным гостем или даже уродом из экскрементов. Анальные ассоциации здесь вполне оправданны, поскольку дерьмо является самым непосредственным проявлением Внутреннего7. Маленький ребенок, который дарит свою какашку, в некотором смысле вручает точную копию своего Фактора X. Таким образом, хорошо известное из Фрейда определение экскрементов как примордиального дара, самого сокровенного предмета, который маленький ребенок вручает своим родителям, не столь наивно, как может показаться: здесь нередко упускают, что та часть меня, которую я предлагаю Другому, находится в непрерывном колебании между Возвышенным (Subltmr) и — не то чтобы Нелепым, а именно — экскрементальным. В этом причина, почему, согласно Лакану, одно из характерных отличий человека от животного состоит в неумении распорядиться собственным дерьмом: не потому что оно плохо пахнет, а потому что оно исходит из нашего «сокровенного». Мы стыдимся дерьма, потому что с его помощью мы выставляем на показ/воплощаем наши самые глубокие внутренние качества. У животных с этим нет проблем, потому что у них нет «внутреннего мира», как у людей.

Здесь стоит вспомнить Отто Вейнингера, который называл вулканическую лаву «дерьмом земли»8. Оно исходит из внутренней части тела, и эта внутренняя часть зловеща, преступна: «Внутренняя часть тела весьма преступна»9. Здесь мы сталкиваемся с такой же спекулятивной двусмысленностью, как и в случае пениса — органа мочеиспускания и воспроизводства: когда наше сокровенное облекается во внешнюю форму — результат отвратительный.

Это вышедшее на поверхность дерьмо в точности соответствует тому чудовищу-пришельцу, которое поселяется в человеческом теле, проникая в него снаружи и господствуя над ним изнутри. В самый напряженный момент научно-фантастического фильма ужасов оно вырывается из тела через рот или прямо из груди. Возможно, более показательным, чем «Чужой» Риддли Скотта, является фильм «Скрытый враг» Джека Шолдера: в конце фильма пришелец-червь выбирается из тела, и это вызывает непосредственные анальные ассоциации (это именно гигантский кусок дерьма, поскольку, проникая в людей, пришелец заставляет их самым отвратительным образом обжираться и рыгать)10.

Каким образом Израилю, одному из самых милитаристских обществ в мире, удается делать эту сторону своей жизни практически невидимой и преподносить себя в качестве толерантного светского либерального общества?11 Здесь крайне важна идеологическая презентация фигуры израильского солдата: она паразитирует на более широком идеологическом самовосприятии израильтянина как резкого, подчас даже грубого, но вместе с тем теплого и деликатного человеческого существа. Мы видим здесь, как сама дистанция по отношению к нашей идеологической идентичности, ссылка на то, что «за маской нашей публичной идентичности скрывается теплое и хрупкое человеческое существо со всеми его слабостями», становится фундаментальной проблемой идеологии. То же самое относится и к израильскому солдату: он знает свое дело, готов выполнить необходимую грязную работу на грани (или даже за гранью) закона, потому что эта поверхность скрывает чрезвычайно благонамеренную и даже сентиментальную личность… Поэтому образ плачущего солдата играет такую важную роль в Израиле: это солдат, который беспощаден, когда это надо, но порой он не может сдержать слез от действий, которые ему приходится выполнять.

Выражаясь языком психоанализа, здесь мы имеем колебания между двумя сторонами objet petit а, дерьмом и драгоценной агальмой, скрытым сокровищем: за экскрементальной поверхностью (нечуткостью, обжорством, воровством полотенец и пепельниц из отелей и т. д. — все эти клише передаются в анекдотах об израильтянах самими же израильтянами) находится нежная золотая сердцевина, В терминах нашего «Киндер-сюрприза» это означает, что коричневое шоколадное дерьмо здесь снаружи, а внутри его прячется драгоценное сокровище.