Юля рассказала о своих злоключениях. Антонина Петровна добавила:

— Неопытная, только из школы.

— Есть постановление, оно для всех обязательно, — сухо возразил офицер. — Придется вам подождать. Документы пока останутся у меня.

Их провели в огороженный дворик, расположенный за строением. Здесь была клумба с выложенной из побеленных камней пятиконечной звездой, несколько деревцев, скамейка.

— Мы с вами, Юля, вроде как арестованы. — В голосе Антонины Петровны прозвучала смешинка.

Юле было не до смеха. Она злилась. Что же это такое? Оставила Ленинград, дом родителей, поскорее хочет попасть на стройку, а тут ее не пускают.

— Эх, сколько еще кругом бюрократизма! — воскликнула Юля.

— При чем же тут бюрократизм? — оставила шутливый тон Антонина Петровна. — Их долг такой: все проверять, ничему на слово не верить.

Она стала рассказывать разные случаи из фронтовой жизни.

— Вот и сейчас мы ехали, и шофер говорил — вы, наверно, пропустили мимо ушей, — зимою здесь нарушители перешли границу. Всех поймали, но двое наших пограничников погибли.

Наконец их позвали в помещение. Тут располагался контрольно-пропускной пограничный пункт.

— Можете ехать. — Офицер протянул Юле документы. — Другой раз так не делайте, товарищ Кострова. На Северострое вас уже из всех списков вычеркнули. Начальник сказал, что не явилась к отходу эшелона.

— Я предупреждала, просила! Да как же это они… — Комок стал в горле.

— Ну вот, — с укоризной сказал офицер, — смелая девушка, без пропуска хотела проехать — и в слезы… Стройте там получше! Сейчас на машину устроим, не огорчайтесь.

И вот они снова в пути — вчерашняя школьница и бывшая фронтовичка. Теперь их везла другая машина, уже не с блоками, а с кирпичом.

Дорога постепенно забирала вверх, на плоскогорье. Все реже попадались деревья, кусты, все чаще скалы с гладкими, округлыми выступами — шофер называл их «бараньи лбы».

Воздух дышал суховатым холодком. В действие вступал закон высоких широт: каждые новые пятьдесят метров над уровнем моря и пятьдесят километров в северном направлении давали климатический скачок. Но начало полярного лета чувствовалось и здесь. Оно напоминало о себе то белыми звездочками цветущей морошки, то неожиданной стайкой птиц — то ли гуси, то ли гагары пролетали над болотистой впадиной.

А то вдруг попадались тонкие белоствольные березки, низко прижатые к земле. Где-нибудь под Ленинградом, в Комарове или Парголове, Юля их не замечала, а тут, в царстве камня, под этим высоким суровым небом, они трогали до слез, словно не деревья это были, а старые милые товарищи.

Слева от шоссе показались два-три барака. В стороне белели палатки. На веревке, натянутой между углом барака и одинокой сосной, ветерок трепал задубевшие сорочки и платья.

— Приехали! — весело сказал шофер.

— Это и есть? — изумилась Юля.

Она заметила, что земля в нескольких местах разворочена, громоздятся штабеля блоков, возле недостроенного каменного здания тяжело рычит бульдозер. И все. Так вот она какая, знаменитая заполярная стройка, о которой столько писали в газетах!

— Двести третий километр, — подтвердил шофер. — Он и есть Северострой!

…Слушай, Юлия: перед тобой простирается древняя-древняя русская земля.

Шоссе ведет к океану, туда, где светло-зеленая волна оглаживает прибрежные камни. Там, среди скал еще можно увидеть остатки варниц и ловчих станов, кресты и надмогильные плиты со словами, писанными славянской вязью. Там еще сохранились полуразрушенные часовни, где молились странники, приходившие сюда, на самый край земной суши, из далекого далека.

Еще гонцы Ярослава Мудрого метили здесь границу Русского государства. Олаф, король Норвегии, скреплял своей подписью договор с Киевской Русью о неприкосновенности этого рубежа.

Здесь, в монастыре, обнесенном бревенчатыми стенами, жили монахи-землепашцы. Когда с моря явились иноземцы и напали на обитель, монахи и все жители поселения — были тут и женщины и дети — дрались храбро, беззаветно и все до единого погибли.

Несколько столетий была оторвана эта земля от родины, но русские люди вернули ее своему государству. Потом новые пришельцы, вооруженные танками и самолетами, попытались снова овладеть нашей далекой северной окраиной. Ты поедешь на побережье, ты увидишь жестокие отметины и зарубки последней войны.

Железобетонные доты. Они остались от захватчиков. Доты врезаны в скалу, в них глубокие ходы сообщения и амбразуры, приспособленные для кругового обстрела. Невозможно понять, как смогли наши герои-пехотинцы и моряки-десантники выбить захватчиков из этих каменных гнезд!

Ты спрашиваешь, как?

Спроси об этом у моря. У той башенки маяка, что венчает гранитный выступ мыса. Спроси безлюдные сопки, спроси дорогу, прорубленную сквозь камни неизвестными героями…

Посмотри на обелиски с пятиконечными звездочками, на высохший дерн братских могил, на самодельные надгробья, где ветры и дожди еще не стерли простые имена и фамилии, с великим тщанием и любовью вырезанные по меди солдатскими руками.