Шрифт:
— Русские, — ответила Рая. — Из Ростова мы.
— От немцев убежали?
Рая кивнула.
— Я тоже хотел уйти с нашими. Да бабушку нельзя было оставить. Командир сказал: оставайся здесь. Помогай бабушке. А там, возможно, еще кому поможешь… — многозначительно добавил паренек.
«Ишь ты, тоже отличный конспиратор!» — подумала Рая. И перед ее глазами встал госпиталь. Большая палата. Комиссар Фролов. Рядом, на другой койке — Хабас. Между ними на табуретке шахматная доска с расставленными фигурами… Припомнился рассказ Хабаса, как бежал он из селения, догоняя отступавший полк, как стреляли немцы… А смотри ж ты, как все повернул! Несомненно, где-то здесь и комиссар Фролов. Что они тут делают? Не может быть, чтобы Александр Алексеевич здесь просто укрывался.
Нетерпение ее поскорее узнать и о комиссаре, и о самом Хабасе было так велико, что она наконец решилась открыть тайну. Страшно волнуясь, она тихо сказала:
— Хабо… Это же я, Рая…
Вожжи выпали из рук паренька, и, когда он повернулся, Рая увидела его черные глаза, полные изумления. Не мигая, он уставился на Раю.
— Мы, мы, милый! — подтвердила Арина Павловна, раскрывая лицо.
— Ва! — весь сияя, воскликнул паренек и рассмеялся звонко-звонко.
Рая протянула ему свою маленькую руку:
— Здравствуй!
— Здравствуй, Рая!.. Тетя Арина, здравствуйте! — И, мешая кабардинские слова с русскими, быстро-быстро заговорил: — А я смотрю, думаю, кто же это такой? Немножечко похоже. Глаза похожи. Нос, рот… Только голос ты здорово изменила… Вот так встреча! — Хабас подобрал оброненные вожжи. — Но, Орел, пошел!
Орел снова заковылял неспорой рысцой.
Мальчик, успевший еще в Нальчике хорошо усвоить неписаные законы подполья, не спрашивал, куда и зачем отправилась Рая со своей бабушкой. Точно так же не спрашивала и Рая, откуда возвращается Хабас.
Дорога шла на юг. Уже были глубокие предгорья. Рая во все глаза смотрела по сторонам. Как тут красиво! К небу поднялись зубчатые, скалистые горы, покрытые ослепительно сверкающим снегом. Ниже лежат холмы, возвышаются косогоры, поросшие густым лесом. Дорога пролегает по неширокой долине, заснеженной, залитой солнцем, и сани скользят словно по какому-то сказочному белому озеру.
— Вон за той горой будет уже видно наше селение, — сказал Хабас, показывая рукою на невысокую гору, похожую на лежащего быка. — Но, но, Орел!
— Хабо, скажи, пожалуйста, а отчего он хромает?
Мальчик рассказал, что лошадь была в военной части. В артиллерии. В одном из боев взрывной волной ее сбросило в балку, сильно повредило ногу. Когда отступали, старшина привел лошадь к их дому, сказал Хабасу: «Вот тебе конь. Отличный конь… Рамзай. Выходишь — будет твой. За дровами будешь ездить, огород будешь пахать…»
— Наши ушли, а конь остался, — продолжал Хабас. — Бабушка стала лечить его. Она у нас умеет лечить всяких животных. Но я на второй день убежал к нашим. А когда вернулся, Рамзай уже поправился. Только хромает все. Видишь, у него правое бедро выше левого. И косится в сторону. А если бы не это, полицаи или немцы давно бы забрали его у бабушки. Это чистокровный кабардинский конь! Рамзай — мне не нравится. Орлом я его зову. Он может подняться на любую гору.
Рая, увлекавшаяся конным спортом, знала, что кабардинские лошади прекрасно ходят по пересеченной местности, могут равно хорошо служить и как скаковые, и как вьючные.
— Фашисты забрали тут всех чистокровок. Хотят покорить Кавказ. Да только не удастся! Я слышал от одного человека: под Москвой немцы всю технику побросали и улепетывают. И тут, у нас, им скоро будет конец.
Ребята говорили на кабардинском, и как Арина Павловна ни прислушивалась к их речи, ничего не могла понять.
— А куда ты ездил, внучек? — спросила она мальчика.
Хабас вскинул на нее свои черные блестящие глаза, потом поглядел на Раю, сказал, потупившись:
— Да просто так… Тетю проведать.
Рая поняла, что Хабас скрыл истинную причину поездки. Молодец!
Дорога обогнула гору, похожую на лежащего быка. Открылась широкая долина. По ней раскинулось большое селение. Солнце уже спускалось за хребет, надвигались сумерки. Из труб белых домишек, крытых соломой, в небо поднимались столбики жидких сизо-серых дымков. Доносился лай собак и даже голоса людей. Рая удивилась, как отчетливо слышались все звуки. Наверное, потому, что здесь, в предгорьях, воздух очень чистый.
— Во-он наш дом! — показал рукой Хабас. — Видишь большое ореховое дерево?
Рая кивнула.
— Оно у нас во дворе растет.
— Хабо! — воскликнула Рая и, оглядевшись по сторонам, тихо продолжала: — Я не Рая. Я Сережа Петров. Мы с бабушкой из Ростова… Бабушка старенькая, работать не может, а меня не берут: говорят, ты, дев… ты мальчик, еще мал. Вот и пришлось побираться. Понял?
— Конечно! Не беспокойся: сам шайтан не узнает! — добавил он.
Они въехали в селение. Хабас свернул к небольшому домику, обнесенному невысоким глиняным забором. На крыльцо вышла старая женщина с накинутым на голову и плечи большим темным платком.