Знаешь, когда-то давно я читал древнеегипетские тексты - кажется, "Книгу Мёртвых", которая в действительности именуется Книгой Восходящих Днём. И там были такие строки:

"Бог есть сокрытое существо, и ни один человек не знает Его образ. Имя его останется сокровенным; имя Его - тайна для детей Его. Имена Его бесчисленны, и никто не знает число их. Бог есть истина; он живёт истиной, он опирается на истину, Он создал истину и Он вершит её во всём мире. Бог есть жизнь, и лишь через него человек живёт" [171].

Я процитировал эти строки по памяти, с закрытыми глазами. Рука Джули в моей руке дрогнула.

– - Ну ты даёшь, Алекс, -- хрипло сказала она.
– - Из тебя бы получился неплохой проповедник.

– - Может быть, -- улыбнулся я.
– - Я всего лишь хотел сказать, Джули, что я в кое-что верю. Я верю в Любовь и я верю в Чудо. А всё прочее - лишь пустой свод никому не нужных истин. И я бы хотел, чтобы ты верила в них тоже. Ведь когда ещё в них верить, как не в канун Рождества?

И мы сидели и смотрели, как падает снег.

***

Врата закрывались. Створки медленно смыкались, отрезая Станцию от Внешнего Мира. Страшно даже подумать, какое расстояние отделяет нас от Земли - планеты, на которой я когда-то родился. Но сейчас моё место - здесь.

В Центральном Зале есть окна - громадные, панорамные - и через них можно оценить величие ледяной пустыни Хирона. На миг мне стало одиноко - чудовищно, пугающе одиноко. Ведь, все кого я знал в моей прежней жизни, остались там. И всё-таки, невзирая на то, что мы - на небольшом валуне в холодной темноте космоса, я ощутил тепло.

Здесь мой дом. Потому что здесь - мои друзья.

И мне показалось, что это поняли все: и Джулия, бросившая свою Баварию кибертехнологичного будущего; и Клавдиус, выдернутый из тихих лесов Беотии; и даже Самаэлла, попавшая на Станцию из неведомо откуда и неведомо когда. Сама она не рассказывала об этом, а я и не просил.

И вот тогда, на Станции началось веселье. Высокий, статный циклоп ударил в гонг. Факиры в фиолетовых чалмах выдули снопы огня. Изумрудные, алые, синие снопы пламени расцветили воздух. Пышногрудые девушки в коротких передничках разносили пиво. Сатиры отплясывали чечётку.

Скелеты в углу грянули туш.

– - Йохохо!

– - Все пьют и веселятся!
– - кричали сатиры.

– - Йохохо!

Праздник начался.

Петарды взрывались где-то в вышине.

в старомодном сюртуке грохнул в металлические тарелки.

Самый высокий скелет, с роскошным кудрявым афро, подбросил к потолку палочки, споймал их - и изо всех сил ударил в барабаны.

И вампиры, призраки и зомби грянули в ответ:

Сопрано,

Альт,

Тенор,

Бас!

Давай

сыграем-ка джаз!

сыграем фьюжн и грув

А может, даже кул-джаз!

Нас поддержал бы Joe Pass!

Мне надоел чёртов рок!

Не впечатляет джей-поп!

Осточертел рок-хардкор....

И даже электрофолк!

Хочу послушать я блюз....

Хочу под кантри заснуть....

Давай поставим мы сёрф,

Забьём в плейлист - ну и в путь!

Хочу с тобой танцевать

Отнюдь не под Bal-Sagoth!

Хочу тебя целовать

Под мягкий эйсид-постбоп.

Бум! Бум! Буммм-бумм!

Фьюжн сменялся бибопом, а маткор - лиричным блюзом.

И завершалось всё безумными аккордами панк-рока.

Техничное соло гитары электризовало воздух, а барабаны были подобны рокоту прибоя.

Кажется, я танцевал с чешуйчатой синей девой, а потом с призраком в белом платье, а затем - с холодными русалками. Пятый танец принадлежал Сэмми, потом меня пригласила Джулия, затем - мы покружились в вальсе с Юбиби, потом, кажется, я тискал Аманду, верную своему правилу оставаться топлесс, а затем - мы отплясывали чечётку с бурундуками.

Новогодняя ночь прошла быстро, весело, бестолково и сумбурно.

Толком я ничего не помню.

Может, потому, что соревновался с Дырявым Утопленником, кто выпьет больше кружек пива. Видимо, к тому моменту я уже выпил достаточно - ведь у Утопленника дыра в животе. И сколько не пей, у него всё выливается.

Да и пьянеют ли утопленники вообще?!

А может, потому, что под омелой целовался с Феей Хорошего Настроения. А, как известно, целоваться с феей чревато... Скелеты играли без устали, а потом к ним на флейтах присоединились эльфы, и празднество окончательно превратилось в безумный, бесконечный танец-вакханалию.