А что если это был какой-то знак — таинственный, еще невнятный для его блуждающего ума?

Нет, убивать иуду нельзя. Тогда Судейкин тотчас арестует всех, кто остался на свободе в России. Адреса и явки ему известны благодаря Дегаеву, главе нового Исполкома, «со­ломенного» — именно, именно! Вроде, есть комитет, да под­ставной, ненастоящий, из сена-соломы. А начнешь извещать товарищей, пройдет не один месяц. Слухи дойдут до поли­ции, и все одно — пересажают.

Мысли роились. Виски ломило от напряжения. Не хвата­ло чего-то важного, чтобы развязать эти путаные узлы.

— Я должен. Нужно сказать. — мертвым голосом про­изнес штабс-капитан. — Многое из того, о чем я сообщил Судейкину, хранится не в его кабинете. А только. Только в его памяти. Он не вполне доверяет бумагам. А память у инс­пектора отменная.

Вот оно! Вот! Это многое меняет.

— Что ж, тогда. — Тихомиров сжал в кармане холодный ком револьвера; помолчал, наезжая вращающимися глазами на сникшего Дегаева, и сказал, словно шагнул с обрыва: — Ты должен убить Судейкина. Этим ты хоть как-то искупишь преступление. И не смертью своей, а спасением тех, кого предал.

Наступила тишина, глухая, как на дне пропасти. Над кры­шами Морнэ прозрачно поднимались каминные дымки. Де­ревня лежала внизу, словно на ладони. Тигрыч безотчетно нашел взглядом свой домик: наверное, Катюша кормит Сашу; дело жизни крошилось, рассыпалось, оставались толь­ко они — жена и сын. Так? Возможно, возможно. Не хоте­лось думать об этом.

— Хорошо, я согласен, — почти простонал штабс-капи­тан.

— И еще. Если ты этого не исполнишь, то знай: я немедлен­но опубликую о твоем предательстве. Надеюсь, ты понима­ешь: поверят мне, Тигрычу, а не тебе. Ты будешь уничтожен. Судейкин выбросит тебя, как. Как вываренную тряпку.

— Я все сделаю. Только.

— Что — только? — раздраженно спросил Лев.

— Прошу, никому не говори. Ну, про все это, пока. Пока я не исполню, — пролепетал Дегаев.

— Договорились, буду молчать. Потом ты вернешься, и мы будем тебя судить. Состав революционного суда я опре­делю сам, — отрезал Тихомиров. — Если тебе сохранят жизнь, поможем скрыться.

Через неделю штабс-капитан уехал в Россию. Никто из эмигрантов не посмел спросить о результатах этих тайных встреч. Ведь сам Тигрыч, а он уж дело знает.

Глава двадцать восьмая

Плеханов влез на крутую гору, и теперь не мог спуститься; звал на помощь. Но Тигрычу совсем не хотелось выручать марксиста. Накануне вечером тот вдруг заявился в Морнэ с вечно растрепанной Верой Засулич; гости переночевали у Тихомировых, а утром все вместе отправились на прогулку.

Засулич, как и положено первой русской террористке, ски­нула башмаки, веселилась, скакала полной оборванкой по склонам, пугая чинных прохожих. А у Льва ныло сердце от хитрости Георга. Нет, даже подлости.

В эти летние дни они вместе заканчивали подготовку пер­вого номера «Вестника «Народной Воли». И тут Плеханов полез в бутылку: стал требовать слияния двух фракций — народовольческой и своей, социал-демократической; наста­ивал на публикации в журнале официального объявления об этом событии — с изложением принципов нового объедине­ния. Старые народовольцы наотрез отказались: идей Марк­са не разделяли, знали и о том, что автор «Капитала» не раз писал: его теория не вполне пригодна для России. К тому же сам Плеханов высмеивал соратников Тигрыча, называл их бланкистами, вечными заговорщиками.

И вдруг — объединиться. С чего бы это?

Причины Тихомиров понял на прогулке. Ведь ясно же: деньги будут давать под марку «Народной Воли», а не под плехановцев, неизвестных в европейской революционной среде. И это несмотря на кризис, переживаемый партией. Объединившись, фракция Георга станет на страницах жур­нала проводить свои принципы, бодаться с народовольца­ми. Славно получается: есть-пить на чужие деньги, да еще и в тарелку благодетелю плюнуть. Умно, изворотливо приду­мано — тут чувствовалась сметливая рука финансового прой­дохи Левушки Дейча.

Тигрыч настаивал: «Вестник» должен быть органом объе­динения всех русских революционеров, а не полутора десят­ка эмигрантов. И здесь они тоже расходились с Георгом.

Плеханов вспылил и кинулся в гору, в густые колючие за­росли — гнев развеять. И — попался. Подталкиваемый шум­ной Засулич, Тихомиров полез выручать оппонента.

Впрочем, все это мало занимало его. Из Петербурга при­ходили вести: инспектор секретной полиции Судейкин жив- здоров, Дегаев не решается, медлит с покушением.