– Не надо! А-а! Не надо!

Фуфайкин, ласково приговаривая что-то, сгрёб его в охапку, снова уложил на кушетку и привязал к ней широкими ремнями. Денис рвался, визжал, а Фуфайкин методично хлестал его и вслух считал удары.

– Семь, – сказал он с удовлетворением. – Два тебе за непослушание. И это мало. Цени мою доброту и хорошее отношение.

Он развязал жертву, сложил и убрал в один из многочисленных ящиков ремни.

– Ну, голубчик, вот и всё. А ты боялся. Иди теперь в медпункт, пусть тебя Гузель Маратовна полечит. Медпункт знаешь, где? Нет? Ну, Ренат Абдуллович проводит. Познакомишься. И это… кхм… ты, Enter, поскорее привыкай-то. Воспитание – дело ответственное, мы – люди ответственные, ты себе это в программу вставь – домик какой виртуальный себе понашлёпай, с овчаркой немецкой в будке, в котором ты себя правильному поведению учить будешь, чтоб нас не подвести. Усёк, малыш?

И без паузы выкрикнул:

– Ренат Абдуллович!

Через пару секунд дверь отворилась. Неторопливо вошёл Ренат.

– Что, готов? – зевнул он и равнодушно обозрел распухшую от слёз физиономию Enterа. – Пошли к мадам Гинзуле. Она тебе примочит твои царапины.

Enter удивился: а где его ноги? Они воще есть? Он глянул вниз. Ух, ты! Есть. Класс. Он двинул правой ногой. Левой. Видел, как шагают его ноги, словно во сне, со стороны.

– Обмяк мальчонка, – со знанием дела посочувствовал Фуфайкин. – Пусть Гузель ему эфедрин даст.

– Обойдётся, – зевнул Ренат.

Велимир Тарасович пощёлкал языком.

– Да ладно тебе, Ренат. Пожалей пацана: первый день же. И так досталось бедолаге.

– Воспитываем, Велимир Тарасович, воспитываем, – зевнул Ренат и вытолкал Enterа в коридор.

Обошлось без лестниц: медпункт находился в паре дверей от «воспитательской-экзекуторской». Понятно, почему так близко…

Глава 10. НАЧАЛО ЖИЗНИ В ИНТЕРНАТЕ

В кабинете скучала, подперев щёку рукой и глядя в чистое окно, крупная смуглая черноволосая женщина. Услышав шум в своих владениях, она показала вошедшим узкие чёрные глаза, коротковатый нос, под которым топорщились усики, полные щёки с несколькими родинками, красивые брови чёткой линии – видимо, выщипанные, и низкий лоб без единой морщинки.

– Приветствую, Гузель Маратовна, – поздоровался Ренат.

– Приветствую, приветствую, – высоким голосом ответствовала фельдшер. – Что это за бацилла ты мне притащил? Неужто новенького? Этого… как его… – она прищурила и без того узкие глаза: – Enterа?

– Его, – кивнул Ренат.

– Читала, читала… Что, успел провиниться?

– Долго ли, Гузель Маратовна.

– Понятно… А устав-то читал?

– Вызубрил от слова до слова, – похвалил Ренат.

Гинзула недоумённо поджала губы.

– Поперёк попёр? – словно не веря, ахнула она и осуждающе покачала головой.

– Вопрос мне посмел задал, сопляк.

Будто плюнул. Зло на Enterа посмотрел. А тот и не видел ничего. Его охватила чернота апатии, которая съедала все его мысли и ощущения.

– Ничего себе!

Гузель Маратовна снова поджала губы. Скептически осмотрела бедолагу с ног до головы, как телёнка, выставленного на продажу.

– Давай показывай, чего смазывать, – велела она, наконец.

Enter послушно задрал вверх рубашку. Он чуть было не понадеялся, что фельдшер заахает при виде рубцов, пожалеет его, наругает Руслана и Фуфайкина, вернёт его домой, к маме, но женщина деловито намазала его чем-то щиплющим и машинально пробурчала: «До свадьбы заживёт». Денис, поойкав, утих, морщась страдальчески от пульсирующей в спине боли.

Неужто это с ним всё происходит на самом деле? Нет, он, наверное, попал в виртуальный мир. Это его рука утянула – та, что из монитора вылезла. И всё, что случилось после этого, – приход омбудсмена, ментов, школа, приезд в интернат, Гарюха, Пугинский, Фуфайкин, Гинзула – просто повороты очередной компьютерной игры – экшн или ролевика, а, может, симулятор жизни русского интерната… Только эта мысль и спасает остатки очумелого мозга.

Ренат привёл Enterа в спальню № 229, где его ждала отдельная койка вместо отдельной комнаты. Ребята не обратили на него внимания. Кто-то за столом делал уроки, кто-то читал книжку по литературе, кто-то сидел, сжавшись в комочек, кто-то лежал, изучая потолок или дремля.

Гарюха занимался. Но Enterу ни с кем не хотелось разговаривать – даже с ним, единственным, пусть и подневольным, знакомцем. Он лёг, уткнувшись носом в подушку. Что теперь будет? Как он будет учиться? Во что одеваться? Где играть на компьютере? Будет ли это вообще возможно?

А как хочется… До дрожи в пальцах, до картинок в глазах, до ломоты в башке!

Enter сжал в объятиях тощую комковатую подушку. Хотелось есть, пить, спать, играть в Контру или в GTA или в любой, даже старый квест…. И увидеть маму. В ней – солнце. Всегда солнце, несмотря ни на что. А без солнца разве жизнь? Как без компьютера.

Справа и слева от Enterа соседи. Тот, что слева, тоже лежал на животе. Тот, что справа, – на спине.

– Максим, – позвал правый. – Максим!

– Я не Максим, – вздохнул левый. – Знаешь ведь – я Певунец.

– Почему Певунец? – шепнул Enter, приподняв голову.

– Пою много, – объяснил, услышав, бритый веснушчатый мальчишка. – Вне урока. И во время. Не могу удержаться. Нифига меня не берёт, представляешь? А ты виртоман?

– Почему это? – почти обиделся Enter.

– Так ведь зазря Enterом не прозовут, – объяснил Певунец.