Воспоминания конструируются не случайным образом. У процесса реконструкции информации, безусловно, есть свои ограничения, с которыми связана относительная точность памяти и стабильность воспоминаний в различных обстоятельствах. Однако реконструктивная теория объясняет, каким образом в воспоминаниях возникают серьезные неточности. Если человеку не удается вспомнить какие–то детали пережитого — его сознание может заполнить пробелы деталями, взятыми из других источников. Приведем яркий пример — воспоминания женщины о своем детстве. Она пишет о том, как однажды живо вспомнила сцены русской революции 1905 года, во время которой ей было пять лет:

Дальше она объясняет, что этот дом был очень похож на тот, в котором жила ее семья в 1905 году [858] . Память ввела ее в заблуждение, дополнив данные событийной памяти сведениями из общей личной памяти (то есть о доме, в котором она жила), близкими к истине, но фактически неверными. Крейг Барклей, приведя этот пример, замечает:

Кроме того, искажение воспоминаний и нарушение реконструктивного процесса может возникнуть из–за неверной информации о том событии, которое субъект вспоминает. Случается, что такая неверная информация бессознательно включается в воспоминания и становится их частью [860] . Иной раз доходит до того, что люди совершенно искренне «вспоминают» якобы происходившие с ними события, которых в действительности не было. Это подтверждает эксперимент, проведенный с 14–летним мальчиком по имени Крис. Его старшего брата попросили

Совершенно ложные воспоминания такого рода (далеко не всегда сознательно внушенные), по–видимому, очень часто относятся к детству [862] — как в случае Марка Твена:

Возможно, память ребенка особенно легко поддается влиянию — как собственного воображения (как, по–видимому, в этом случае), так и внушения со стороны других.

Барклей рассказывает и об эксперименте, проведенном над взрослыми, которым время от времени, на протяжении двух с половиной лет, предъявляли их собственные рассказы о своей повседневной жизни вместе с «фальшивками» — аналогичными воспоминаниями других людей. Анализ этого сложного набора данных показал, что люди иногда принимали «фальшивки» за собственные воспоминания, причем это происходило с «фальшивками», наиболее похожими на действительно пережитые ими события и впечатления [864] . Это показывает, что реконструкция событий в памяти отчасти основана на представлении о том, что могло произойти с субъектом в прошлом — и в то же время заставляет предположить, что воспоминания о необычных событиях с большей вероятностью будут истинными. В вопросах о повседневном и обыкновенном память порой нас обманывает; но экстраординарные события резко отпечатываются в памяти.

По мнению Брюера, событийная память отчасти реконструктивна, однако несет в себе элемент копирования. В целом, полагает он, хотя свидетельства в пользу реконструкции не вполне убедительны (некоторые из них он опровергает), они более убедительны, чем свидетельства в пользу копирования; тем не менее феномен несущественных деталей, часто встречающийся в событийной памяти, не укладывается в чисто реконструктивные теории. Брюер выдвигает следующую гипотезу: «Недавние (от нескольких дней до нескольких недель) событийные воспоминания представляют собой более или менее точные копии изначально пережитых индивидом впечатлений». Но в дальнейшем вступает в свои права реконструкция: «Со временем или под влиянием сильных схематизирующих процессов изначальный опыт проходит реконструкцию и воссоздается в виде нового, не–подлинного воспоминания, сохраняющего, однако, большую часть характеристик, свойственных подлинным личным воспоминаниями (например, яркую визуальную образность, твердую убежденность в достоверности воспоминания)» [865] .

Брюер рассказывает об эксперименте, демонстрирующем точность краткосрочной памяти (а также бросающем некоторые сомнения на ценность эксперимента, о котором сообщает Барклей):