Поезд из Москвы пришел ровно минута в минуту.

Дверь бригадирского вагона открылась, и появившаяся в темном проеме проводница принялась тщательно вытирать поручни.

Стас сразу увидел выглядывавшего из-за ее плеча Владимира Всеволодовича. Вот кто действительно зимой и летом был одним цветом. Даже в предутренний час, после дороги, бодрый, свежий, энергичный, с ясным и зорким взглядом, он и в свои пятьдесят с лишним лет выглядел едва ли на сорок…

С трудом дождавшись, когда проводница закончит свою работу, он нетерпеливо спрыгнул на платформу.

За ним, позевывая, неторопливо вышел мужчина в форме железнодорожника, в нем Стас сразу узнал того самого бригадира, у которого так настойчиво требовал доверенность Ваня.

– До свидания, господин академик! – почтительно приложил тот руку к козырьку фуражки. – Привет вашей… как там ее…

– Покровке! – подсказала стоявшая позади проводница.

– Вот именно!
– подтвердил бригадир и с удивлением покачал головой. – И что это за станция такая? Вроде бы, глушь, а надо же, какие люди сюда ездят!

– Это еще что… - многообещающе улыбнулся академик.
– Скоро о ней все у нас будут знать! Читайте газеты!

– Ну, наш «Гудок» вряд ли об этом что даст… - с усмешкой заметила проводница.

– Непременно напечатает! Я лично попрошу об этом редактора вашей газеты! – пообещал академик.
– Ведь речь пойдет о том, что касается всей России!

– Неужто газ или нефть в этих краях нашли? – ахнул бригадир поезда.

– Больше, больше! – засмеялся академик и, увидев бегущих к нему Стаса и Ваню с сестрой, приветливо замахал рукой.

– С приездом, Владимир Всеволодович! – поздоровался с академиком Стас и, представив своих друзей, хотел тут же, на платформе отвести его в сторону, чтобы переговорить с ним, но Ваня не дал ему сделать этого.

Да и сам академик не намерен был останавливаться даже на миг.

– Скорее! Скорее! – заторопил он и обеспокоенно посмотрел на Стаса: - Надеюсь, вы не додумались до величайшей глупости прихватить бесценную грамоту с собой? Ведь сейчас такая влажность после дождя… туман…

– Нет, что вы! – ответил за друга Ваня, вставая между Стасом и академиком.
– Она у нас лежит в самом сухом и надежном месте!

– Владимир Всеволодович! Я закончил работу! – крикнул Стас, надеясь, что живущий только своей работой человек заинтересуется этим и можно будет продолжить разговор. Но на этот раз он ошибся.

– Молодец, я ничуть не сомневался в этом! – машинально кивнул ему на ходу академик

Стас попытался подойти к Владимиру Всеволодовичу с другой стороны - но и тут был Ваня.

Так они и пошли по самой красивой дороге к Покровке – Ваня вплотную с академиком, Стас чуть поодаль. Он сделал еще одну попытку приблизиться к Владимиру Всеволодовичу и снова наткнулся на друга.

– Бесполезно! – шепнула ему Лена.
– Ванька боится, что ты сговоришься с академиком, и вы сделаете так, что грамота достанется государству. Он всю ночь не спал, строил планы, как вам не дать это сделать…

Она покосилась на брата – тот, в чем был на дискотеке, в том и явился на станцию, желая произвести на академика впечатление человека, с которым можно иметь дело ценой в миллион долларов.

– Хоть бы туфли из коркодиловой кожи пожалел портить в такую грязь! – с упреком сказала она и тут же услышала возмущенный голос брата:

– Владимир Всеволодович! Ну хоть вы ей скажите! Сколько уже можно слова ломать? Синичка у нее – зеленичка, рубанок – строганок, рыбий малек – рыбенок… Крокодиловая кожа, как вы сами только что слышали, - вообще из коркодила!

Ваня был убежден, что академик, причем по древней истории, то есть тот, кто и должен защищать русскую речь, поддержит его, раз и навсегда давая авторитетный аргумент против сестры. Но тот вдруг с интересом посмотрел на Лену и сказал:

– А знаешь, Ваня, она в чем-то по-своему права. И даже не только по-своему. У синички, и правда, больше зеленого цвета, чем синего. И рубанок – ты, как деревенский житель, сам должен знать это - не рубит, а лишь строгает. Твоей сестре просто дано редкое, я бы сказал, счастливое качество видеть самую суть вещей! И, благодаря этому, даже угадывать их исторические корни! Ведь крокодила в древности люди действительно называли коркодилом – потому что он весь словно покрыт корками.