– Да, - подтвердил Григорий Иванович. – Оказывается сильнейшее давление на местное руководство по всей вертикали и даже горизонтали власти!

– И как же нам теперь быть? – послышались растерянные голоса.

– Что делать?

– Извечные вопросы русской интеллигенции, на которые она, как ни старалась, так и не сумела найти ответа! – шепнул Стас и с любопытством посмотрел на отца Михаила. Интересно, а как он сумеет ответить на них? И вдруг услышал то, что меньше всего ожидал…

– Как это что? – даже удивился священник.
– Продолжать служить Богу. Работать над благоустройством территории. Скамеечки надо покрасить. Деревья по осени посадить. И - будем начинать строить воскресную школу. Когда в селе не стало общеобразовательной, она теперь как воздух нужна ребятам!

– Несмотря ни на что? – недоверчиво покосился на него Григорий Иванович.

– А на что нам смотреть? И тем более на кого? – нахмурил брови отец Михаил.
– На тех, кто не ведает, что творит, являясь игрушками в руках темных сил?

– Правильно! – подтвердили люди. – Все равно будем бороться!

– До последнего не сдадимся!

– Еще деды говорили: хоть завтра собрался умирать, а сегодня зерно сей!

– Вот это совсем другой разговор! – одобрил отец Михаил. – Да, тяжело нам сейчас. Обышедше, обыдоша нас, как говорил Давид-псалмопевец, враги. Но с нами Бог. А Он, как известно, поругаем не бывает. И в обиду нас не даст никому! Более того, скажу вам по секрету, - понизил он голос, - завтра к нам должны привезти очень важный документ из ГосДумы, так сказать, охранную грамоту на наш храм. Пусть временную, но – законную!

Лица людей просветлели.

Слова отца Михаила, а главное, внутренняя уверенность его в том, что все закончится хорошо, вселили в сердца луч надежды.

С тем все и начали расходиться.

Григорий Иванович снова позвал Стаса в свою келью и, показывая толстый конверт, едва приступил к тому, что теперь может заплатить за дом больше, чем Ваня, как Стас сказал:

– Григорий Иванович, простите, но я не буду продавать наш дом! – и, не давая перебить себя, тут же продолжил: - Ни Ваньке, ни вам. У меня на него другие планы, поверьте, только в интересах Покровки! А что касается голосов на сходе, так они будут. Моих родителей. Разумеется – «за». Все как положено, заверенные нотариусом. Тоже завтрашним поездом…

Григорий Иванович глубоко, словно ему перестало хватать воздуха, вздохнул, хотел что-то сказать Стасу, но, вдруг передумав, крепко обнял его и шепнул:

– Спасибо тебе, сынок!

И тут же, словно устыдившись не гожего, по его мнению, для монаха в миру порыва, заговорил о том, что продолжало его мучить:

– Хорошо сказал отец Михаил! И правильно, конечно, сказал… Но мне бы его уверенность… Ох, как все непросто складывается, брат Вячеслав, у нас, ох, как не просто! – проговорил Григорий Иванович и уже совсем грубовато, видно, рассердился на себя и за свою откровенность, закончил: - Ну ладно, ладно, ступай!

Попрощавшись с соседом, Стас вышел из его дома и увидел, как и в прошлый раз, ждущую его на крыльце Лену.

– До чего же все непросто в этой Покровке! Тут проблема… Там неувязка… И в наших с Ванькой отношениях прямо какой-то заколдованный круг получается! – подходя к ней, покачал головой он.

– Скорее квадрат, с острыми углами!
– поправила Лена и уточнила: - Смотри: ты, я, Ник и Ванька. Но все-таки даже такой квадрат лучше, чем любовный треугольник, правда?

Она немного помолчала и застенчиво улыбнулась:

– Стасик! А у тебя с ней - все?..

– С кем это – с ней? – не понял Стас.

– Ну, с Риткой Соколовой…

– Нет, конечно!

– Как это нет?!

Улыбка медленно сползла с лица Лены.

– Очень просто! – улыбнулся, успокаивая ее, Стас. – Слово «всё» подразумевает то, у чего есть начало. Ну, а какой без этого начала может быть конец, или, как ты говоришь – «всё»?

– Ой, Стасик, какой же ты думница! – обрадовалась Лена и, перехватив недоуменный взгляд Стаса, пояснила: - То есть, сначала думаешь, а потом делаешь или говоришь!

– Не всегда… - с огорчением покачал головой Стас.
– С грамотой, сама видела, что получилось…

– Ну, я тоже чаще бываю только разумницей! – успокоила его Лена. – В смысле, один раз умной, а потом…

Она махнула рукой, закружилась вокруг себя, как в вальсе, и, увидев, что они уже дошли до ворот ее дома, вздохнула: