Санин Евгений Георгиевич
Шрифт:
4
Отец Михаил внимательно посмотрел на него и покачал головой…
– Куда ехать? – деловито осведомился Ник.
– В храм! – коротко ответил Стас и, увидев, как округляются от ужаса глаза Лены, проследовал за ее взглядом.
На переднем сидении рядом с Ником лежал автомат с прямым рожком, который часто показывают в кино у немецких фашистов.
– Не бойся! Это всего лишь игрушка! – тоже заметил испуг Лены Ник и криво усмехнулся: - Брат твой подсунул. Есть, говорит, у меня в заначке. Не пожалеешь, как новенький. Я проверил, а он не стреляет даже… Пусть он мне теперь только под руку попадется! Так накостыляю!..
– На костыли дай – а бить не надо! – попросила Лена. – Ему уже и так от Стаса досталось…
– Что, дуэль Онегина с Ленским? – подмигнул в зеркальце Стасу Ник.
– Да нет… - раздосадованно пробормотал тот. – Там все по-благородному было. А я ему, как последний мерзавец, исподтишка – подножку…
– Ну знаешь, для некоторых много чести и пули в спину! – с твердым убежденнием возразил Ник. – По-другому с ними просто нельзя!
– Но ты попробуй еще раз поговорить с отцом.
– Да говорил, говорил – не слышит! Говорит «слышу», а сам не слышит… - Ник остановил машину прямо у ворот храма и, посмотрев в зеркало заднего обзора, сказал: - Погони, вроде, не наблюдается. Но, может, все-таки вас проводить?
– Спасибо, теперь уже сами справимся! – поблагодарил Стас. – А в храм все-таки бы зашел. Сегодня именины у отца Михаила.
– Это наш бывший Макс! – уточнила Лена. – И у батюшки Тихона!
– Ладно, если только успею… - кивнул Ник и, едва Стас с Леной вышли из машины, снова с бешеной скоростью рванулся с места…
Стас и Лена вошли в церковный двор и нашли отца Михаила, беседовавшего со сторожем.
– С днем именин вас, батюшка! – подойдя, низко поклонилась Лена. – Простите, цветы дома остались. Во-от такущий букет! Думала, успею еще забежать, но не получилось… Так что вместо подарка пока – вот!
И она протянула письмо из ГосДумы.
– Да это же самый лучший для меня подарок! – открыв конверт и, пробежав глазами по нескольким строчкам, обрадовался священник.
– Вот молодцы! Встретили, не проспали! Вы даже представить себе не можете, насколько важен сейчас для нас этот документ. Надеюсь, все обошлось без приключений? А то, если честно, дела так обостряются, что я уже хотел Виктора к вам послать…
– Ничего, все в порядке! – вставил Стас.
– Если не считать того, что пришлось отбивать его у Молчацкого с Ваней! – добавила Лена.
– С Ваней? – удивленно переспросил отец Михаил.
Сторож хотел что-то сказать священнику, но не успел. Лена сама попросила у отца Михаила несколько минут для серьезного разговора.
– Но только всего несколько! – предупредил тот.
… Несколько минут разговора Лены с отцом Михаилом растянулись на целых полчаса.
За это время к храму успели подтянуться люди. Крестясь и кланяясь перед входом, они входили в церковь, ставили свечки у икон, писали записки о здравии и упокоении. Человек десять-пятнадцать, несмотря на такой знаменательный день, не больше…
Одним из последних вошел Ваня. Прихрамывая, он привычно занял место перед аналоем у окна, на котором лежали Крест и Евангелие и, позевывая, стал дожидаться начала исповеди.
Наконец, из алтаря вышел отец Михаил. Он кивнул Ване, тот чинно прошагал к аналою, привычно достал из кармана бумажку с записанными на ней для памяти грехами и только приступил к чтению, как священник спросил:
– Постой. А ты к исповеди и причастию-то – готов?
– Да, вполне!
– То есть, говоря по-русски – в полной мере?
– Конечно!
– И врагов своих всех простил? Примирился со всеми?
Ваня испуганно посмотрел на священника и пробубнил:
– С родителями у меня мир, с Ленкой все тоже в порядке…
– Ну, а как же Стас? – спросил напрямую священник.
Вместо ответа Ваня принялся рассматривать голубей, летающих за окном.
Отец Михаил покачал головой:
– Хорошо хоть не лжешь перед аналоем…
– Но он же ведь сам… - с вызовом начал Ваня, но отец Михаил, всегда терпеливо выслушивавший самые длинные речи старушек, порой изливавших во время исповеди всю свою жизнь, возможно в первый раз перебил исповедующегося:
– О Стасе, то есть Вячеславе, если понадобится, я буду говорить с ним самим. А сейчас – твоя исповедь. И не передо мной – перед Богом! Аз токмо свидетель есмь! Но, тем не менее, я вправе спросить тебя: как же ты пришел к Господу Богу, чтобы самому получить прощения, не простив при этом другого?