– Настоящий рай, – мечтательно проговорил он. – Чудная погода, бокал с прекрасным напитком в руке, океан у ног и три красивые женщины, c которыми можно поболтать. Рай, и все же, если бы мне пришлось провести здесь полгода, я бы спятил. И сломя голову помчался бы в аэропорт и вскочил в самолет на Бейрут или Белфаст.

Кэтрин повела плечами.

– Это не для меня, – сказала она. – Не представляю себе, почему некоторых людей влечет опасность.

– Дорогая Кэт, конечно, я преувеличиваю. В физическом смысле я трус, но дело в том, что избыток комфорта тоже очень опасен. Вот почему у меня дом в Донеголе – я могу в любой момент поехать туда, чтобы прочистить мозги ледяным ветром.

– Это в Ирландии? – спросила Тара.

– Да, на севере, хотя, конечно, как вы понимаете, не в Северной Ирландии. Когда британцы покоряли мою страну, они забрали только шесть северо-восточных графств, а Донегол оставили туземцам. В Донеголе нет никакой промышленности, только голые скалы и бурное море. Там удивительно красиво, как бывает красиво в нетронутых человеком диких местах. Первые большие деньги я заработал, когда снимал квартирку в Лондоне вместе с еще двумя молодыми актерами из колоний. Один был австралиец, а другой, как и я, ирландец. Оба они давно бросили актерское ремесло и занялись взрослыми делами. Ральф стал школьным учителем, а Лайом – юристом.

– Господи, каким идиотом надо быть, чтобы променять… – начала было Тара и осеклась. – Извините, я не хотела…

– Ничего страшного, – ободряюще улыбнулся О'Коннел. – Самое глупое в жизни, что люди никогда не говорят того, что думают. Они так боятся кого-нибудь обидеть, что говорят только о погоде или неудачах знакомых.

Фэй вспомнила презрительный отзыв Тары о жизни Среднего Запада – она имела в виду то же самое, что и О'Коннел, а теперь у нее вдруг сделался такой вид, будто она наконец сдала трудный экзамен.

– Да, – прошептала она. – Я с вами согласна.

Кэтрин украдкой бросила на Фэй взгляд, в котором читалось облегчение: кризис миновал, и тут же обратилась к О'Коннелу:

– Почему вы решили взяться за эту роль? Книга-то очень неплохая, но ведь этот сенатор… Он не герой и даже не антигерой.

Десмонд взял с блюда орех и некоторое время молча жевал его, собираясь с мыслями, потом он слегка подался вперед и зажал руки между коленями.

– Я уже объяснял Рэю, так почему бы не объяснить и вам. Я захотел сыграть Тома Мадигана в память о своем старике. Мой отец во многом был похож на сенатора, хотя у него не было ни положения, ни денег.

Он никогда не давал матери забыть, что за ним многие охотились, пока он на ней не женился. Ему не представлялось случая закрутить шашни с какой-нибудь красоткой вроде Карлотты Фитцджеральд. – Он приветственным жестом поднял бокал и взглянул на Фэй. – Да это было и не в его духе. Я думаю, если бы красивая женщина всерьез предложила ему себя, он бы отверг ее, а потом сидел бы на кухне с каменным лицом. Но до чего же была хороша его улыбка!

– Как у Марлона Брандо, – вставила Тара. – В конце «Дикаря». Когда он улыбнулся Мэри Мерфи, было так, будто после бесконечной зимы вдруг выглянуло солнце.

– Именно так, – подтвердил О'Коннел. Он налил себе еще немного виски. – Только самое печальное, что, если зима слишком долгая, можно не заметить солнца, когда оно наконец появится. Человек становится полузамерзшим, как земля в Арктике. Это называется вечной мерзлотой. Вот вся наша семья и жила как в вечной мерзлоте.

Фэй стало грустно. Десмонд не пытался вызвать жалость к себе, но она поражалась тому, как много существует способов искалечить душу человека. Кэлу, как отцу О'Коннела, тоже всегда чего-то не хватало, чтобы быть счастливым, и ей казалось, она понимает, что пережил Десмонд, находясь рядом с человеком, неспособным любить. И эти переживания наложили на него неизгладимый отпечаток – не зря он говорил про «вечную мерзлоту».

Кэтрин расспрашивала его о доме в Донеголе, в который он обычно наезжал только в конце лета. Почему он выбрал такое отдаленное место? Почему не Дублин или Голуэй?

– Я не хочу жить там, где мои соотечественники не думают о том, что происходит на севере. А Донегол находится слишком близко от границы и войны, чтобы быть к ней безразличным. Там люди еще думают и говорят о таких вещах, как мир, справедливость, равенство…

– Никогда не была в Ирландии, – задумчиво заметила Фэй. Кэл брал ее с собой в Париж, Лондон, Рим, Мадрид. Она ездила на кинофестивали, происходившие на юге Франции и севере Италии, но Ирландия не входила в список мест, достойных внимания Кэла.

– Что ж, еще побываете. Мой дом – ваш дом. Только предупредите меня за неделю.

Тара извинилась и встала из-за стола.

– Я пойду с тобой, – сказала Кэтрин и увела ее в дом.

– Я серьезно насчет дома, – продолжал О'Коннел с загадочной улыбкой. – Женщина, носящая такую фамилию, должна чувствовать интерес к земле предков.

– Мне кажется, родители не думали о себе как об ирландцах, – ответила Фэй. – Правда, папа надевал зеленый галстук на день святого Патрика. Я буду счастлива повидать Ирландию, но если бы, когда я росла в маленьком городке в штате Висконсин, кто-нибудь сказал мне, что Десмонд О'Коннел пригласит меня в гости, я бы упала в обморок.