– Самое ужасное было то, что я никогда не знала, от чего он заведется в следующий раз. Не существовало никакой логики. Один мой вид выводил его из себя. Я все время чувствовала, что меня ненавидят. Даже пробовала покончить с собой. Я проглотила целую упаковку аспирина, но меня только вырвало, и все. – Ее рука по старой привычке потянулась ко рту, но, когда накладные ногти коснулись губ, Тара спохватилась и опустила руку.

– И ты убежала, – сказала Фэй. – Так поступил бы на твоем месте любой человек, который хочет остаться в живых.

– Думаю, вы правы насчет того, что я хотела остаться в живых. Человек, который действительно хочет умереть, всегда найдет способ. У отца ведь были ружья, но мне даже в голову не приходило воспользоваться ими. В Северной Дакоте бежать некуда, некуда пойти. Я не могла пойти к нашему пастору, как все обычно советуют, потому что мои родители были столпами церкви. – Она иронически улыбнулась. – Я часто смотрела, как мой папаша молится по воскресеньям, и думала, что те же самые руки, которые сейчас так благочестиво сложены, ставят мне синяки и разбивают в кровь губы.

– Я не знаю, что сказать. Я в ужасе, что тебе пришлось все это перенести, но рада, что ты спаслась.

– Наверное, он постепенно убил бы меня. И все это знали, все видели. И никто ничего не сделал, всем было на меня наплевать. В конце концов я уговорила брата моей подруги отвезти меня ночью в Фарго, а дальше я ехала на попутках. Через всю страну. И вот – рождение новой звезды! – Последнюю фразу она произнесла издевательским тоном.

– А почему ты выбрала именно Лос-Анджелес?

Тара снова начала играть луковым колечком, потом, поморщившись, вытерла пальцы.

– Я голосовала на какой-то улице в Фарго и загадала, что первая машина, которая остановится, решит мою судьбу. Если она поедет на восток, я еду в Нью-Йорк, если на запад – в Голливуд. По правде говоря, я предпочитала Нью-Йорк, но машина ехала на запад. Этот человек провез меня всего сорок миль, но он оказался очень славным. На всякий случай у меня в кармане был кухонный нож.

– Дай я попробую угадать, – сказала Фэй. – Ты играла в школьной постановке и поняла, что это делает тебя счастливой. Ты можешь на время забыть, кто ты, и раствориться в чужой жизни.

– Верно, но только отчасти. Я действительно играла в одной пьесе – «Чудесный работник». Мне очень нравилось репетировать… Это было именно так, как вы сказали, – я растворялась в персонаже, но мой брат наябедничал родителям, и они заставили меня все бросить.

– Почему? Потому что играть на сцене – это значит ублажать дьявола?

– Именно так. А что, у вас тоже так было?

– Нет, – ответила Фэй. – Совсем нет. У меня было счастливое детство, и только теперь я понимаю, как мне повезло. Я просто не могу слышать о родителях, которые плохо обращаются с детьми. А ведь таких немало.

– Именно это я и поняла, когда попала сюда. Я привыкла думать, что я одна такая несчастная, но на улицах и потом, у Вильмы, я наслушалась таких историй, по сравнению с которыми моя казалась пустяком. Я даже поняла, что могу благодарить судьбу – мой папаша хоть не приставал ко мне, как делают другие.

– Тара, дорогая, у меня сердце разрывается. Ни один ребенок на свете не должен проходить через такие муки.

Народу в кафе прибавилось, многие неприязненно косились на столик, за которым сидели две женщины и ничего не заказывали.

– Давайте выбираться отсюда, – решила Тара. – У меня такое ощущение, будто я сижу в аквариуме и на меня все пялятся. – Она бросила деньги на стол и встала.

На улице было уже совсем темно. Они стояли и смотрели на пляску разноцветных огней рекламы. Фэй боялась прикоснуться к Таре, она понимала, что та сейчас не хочет, не может вынести слишком явного проявления сочувствия.

– По-моему, тебе лучше переночевать у меня, – предложила она.

– Спасибо, но я поеду к себе. Я решила не обращать внимания на эту статью. Пусть они все думают обо мне, что хотят. Я не стану стыдиться того, что мне пришлось сделать, чтобы выжить. – Однако ее фраза прозвучала довольно неуверенно.

– Конечно, тебе нечего стыдиться. Твои родители тебя разыскивали?

– Похоже, что нет, и я этому рада. Я думаю, им стало только лучше, когда я сбежала. Я много узнала о таких семьях, как моя. Обычно они выбирают кого-нибудь козлом отпущения и выливают на него всю злобу. Мой отец выбрал меня, а остальные его поддержали.

Они стояли, прислонившись к машине Фэй. Тара смотрела прямо перед собой, а Фэй разглядывала ее прелестный профиль. Она понимала, что должна сочувствовать мистеру Джохансону, ведь он явно был психически больным человеком и нуждался в лечении, но не находила в себе жалости ни к нему, ни к ему подобным. Она ненавидела и его, и его святошу-жену, и их сына, который ябедничал на Тару. Она считала их жестокими, отвратительными людьми и радовалась, что Тара сумела от них спастись.