Русская поэзия Китая: Антология
вернуться

Колосова Марианна
Шрифт:

В ВЕЧЕРНЕЙ ТИШИНЕ

Н. К. Завадской

В ореоле тишайшего, чуткого вечера Слышен шелест шуршащих шагов, И встают в тишине белоснежные глетчеры Осиянных зарей облаков. Город дышит спокойнее грудью усталою, Стали тихими улиц ряды, Между дымных домов, за глухими кварталами, В чахлой зелени дремлют сады… В этих темных и низких домах замурованный, Слышу будней медлительный шаг. И, как узник, в тяжелые цепи закованный, Беспричинно томится душа… И когда ароматные, чистые, нежные Посещают меня вечера, А в бескрайней небесной дали белоснежная Облаков возрастает гора, Сердце полнится тихой, певучей печалию. Рвется дух мой усталый туда. Где плывет бесконечными вечными далями Ледяная немая гряда. Только цепи тревог, суета ежечасная, Держат душу в пределах земли… А вершины прекрасные, ясно-бесстрастные Проплывают в бескрайней дали…

НИКОЛАЙ СВЕТЛОВ

ЦВЕТОК ВАН-ХАО

Из китайской философии

Дивный цветок есть в роскошных долинах Китая, Юный и нежный, чудесный дар светлого рая. Благоухая тончайшим святым ароматом, Радует глаз он своей неземной красотою. Люди цветок тот чудесный назвали Ван-Хао… Радуйся, смертный, на чудо земное любуясь, Воздух, цветком опьяненный, восторженной грудью вдыхая! Радуйся, смертный!..На быстрых фантазии крыльях В светлую высь далеко улетаешь ты в грезах прекрасных, В волнах эфира качаясь, баюкаясь музыкой неба. Смертный!.. Но только коснись дерзновенной рукою, Только сломи стебель нежный бутона Ван-Хао, — Диво чудесней увидишь ты, ужасом вдруг пораженный: Жизни и сил, красоты неземной, счастья светлого полный, Сладость дающий, таящий могучие чары, Вмиг умирает цветок… Лепестки, загибаясь, сереют… Молодость, прелесть, волшебные силы и чары — Все покидает Ван-Хао… И вот он уже бездыханный Серый бесцветный комок, смерти и тления символ… «Страсти подобны Ван-Хао» — так некогда молвил Конфуций, Древний китайский мудрец, седовласый почтенный философ. Страсти красивы, пьянящие сладостью мига; Страсти могучи, манящие взор истомленный; Непоборимы — в своей чудодейственной власти. Но безобразны, бесцветны, мертвы и сухи Кажутся вдруг они нам, лишь блаженством их сладким упьешься… Будто с небесных высот вновь слетишь в царство зла и порока. Да, наши страсти земные подобны расцветам Ван-Хао!

НОВЫЙ ГОД КИТАЯ

Ночь морозная, крутая… Завтра — Новый год Китая! Трррам-там-там!.. Таррам-там-там! — Раздается здесь и там. Это лихо в барабаны От вина и шума пьяный Бьет китайский весь народ, Провожая старый год. Звуки скрипок, труб и гонга Отбивают такты звонко, И растет, растет экстаз, Увлекая в дикий пляс. В небе, точно громы пушек, Сотни рвущихся хлопушек, Трах!., тах-тах!.. Tax!.. Тах!.. Тах-тах! Так что звон идет в ушах… Это духов злых и вредных От своих фанзёшек бедных Гонит прочь китайский люд, Чтобы в доме был уют, Чтобы светлых духов сила Торговать им пособила, Чтобы всем чертям назло Им во всем бы повезло. И, живя в столь сладких грезах, Ходят все в блаженных позах, Говоря (как на Руси!) Встречным всем: «Синь-нянь! Синь-си!»

ДЕВУШКЕ В КИМОНО

Вы в цветное кимоно Обернули стан свой тонкий, С грустью смотрите в окно На мелькающие джонки. В нежном профиле лица Яркий проблеск тайной муки. Голубой опал кольца Сжали трепетные руки… Но зачем, зачем скрывать? Ведь понятно все! Я — лишний… Не со мною вам срывать Поцелуев сладких вишни. На пути своем, сквозь сон. Вы другого увидали… И не я теперь, а он Поведет вас в яркость далей… Я ж уеду далеко Поискать иного счастья. У заморских берегов Попрошу себе участья. Спрячу бережно на дно Сердца стон и вопль стозвонкий. Позабуду кимоно И мелькающие джонки…

ОТКРЫТКА С РОДИНЫ

Открытка с родины. На ней Поленовский «Московский дворик». И, как в бинокле, в зорком взоре Встают виденья давних дней. Зажженные полдневным солнцем, Церквей пылают купола. Над ними даль из грез сплела Прозрачных тучек волоконца. А дворик — яркий изумруд! Конюшня, дом с зеленой крышей… И тихо так, что ухо слышит, Как дети возятся, поют. Там, за колодцем, мирный садик Зовет под мирный свой уют. Листы берез прохладу льют. А тополя, как на параде! Далекой, крепкой старины Давно забытые виденья! Надолго ли сокрыл вас тенью Дым революций и войны?

СТРАННЫЙ ВЕЧЕР

Я помню. Помню, как сейчас: Луна в тот странный вечер Была — как деревянный таз, Обстрелянный картечью. И в сетке сумрака: дома Чудовищами мнились, Глаза тараща сквозь туман, Лиловые, как ирис. Обоим было нам смешно В тот вечер беспричинно… Кто ж станет отмерять весной Восторги — на аршины?! Ваш голосок-колоколец С моим баском в дуэте Был, точно перезвон колец, Единственный на свете. Весна — пьяна! об этом нам Стихов писалась масса… Но кто поверит, что она Нам строила гримасы? А в небе, — помню, как сейчас, Луна в тот странный вечер Была — как деревянный таз, Обстрелянный картечью.

ЗИМОЙ

Квадриллионом лучиков Солнце глаза пронзит, Если, тоской замученный, Выйду — отдать визит Улице, той, что нежится, Стройная, как стрела, В пухе перинной снежности. Дверь распахну! стремглав Выброшусь, в шубу втиснутый, В воздух студеный дня. О, как легко повисну там! О, как легко меня Ноги помчат по россыпям Давленного стекла! Там — озорник мороз, сопя, Щиплется, — чтоб стекла Из остеклевших глаз слеза, Чтобы на охре щек Розами разукрасился Кожи нежный клочок. Кончено!.. Мысль об улице Вспыхнула лишь на миг! Сяду за стол — сутулиться, Слушая шепот книг.

ОСЕННЯЯ ФАНТАЗИЯ

Рыжие скачут кони… Ветер вослед им: Сто-о-ой!.. В воздухе от погони Грохот повис и стон. Это старик Октябрь, — Плохонький режиссер, — «Осени» так оттяпал Сценку, что — стыд, позор! Гаркнул — в артель артистов — Каждому: «Сам играй!..» С гиканьем и с присвистом Вырос ответ: «Ол райт!» Вмиг безобразник ветер Вырвался и — гулять! Парус срывать с корвета, Резать речную гладь! Рыжие скачут кони… Ветер вослед им: Сто-о-ой!.. В воздухе от погони, Грохот висит и стон.