Русская поэзия Китая: Антология
вернуться

Колосова Марианна
Шрифт:

ВСАДНИК

По стране, ураганом примятой, Распластались деревни вдали. Обливаются кровью заката Пожелтелых полей конопли. Всадник низко склонился на гриву, Опустил из руки повода. Среди этих тропинок пугливых Трудно правильный путь угадать. Шепчет в чуткое конское ухо: «Посмотри, опустели поля. Много лет от резни и засухи Почернела родная земля. Верный спутник, до Волги далекой Доберемся голодной тропой. Слышишь, в небе разносится клекот Хищный коршун кружит надо мной. Ждет, когда обессилев в скитаньи Упаду мертвым телом в песок. Только сила и смелость за нами, Но я верю — поможет нам Бог». Там, за синим прекрасным Уралом, Притаилось родное село… Небо темно-багровое стало, Словно судоргой тучи свело. Скачет конь, и червонным закатом Вся страна утонула в крови… Неотступною смертью крылатой Хищный коршун над ними парит.

ДАЙРЕН И… ВОЛГА

Солнце в вуали, будто девица Вечером на рандеву. Бисером снежным утро стремится Водную вышить канву. Бросили якорь. В дымке тумана Издали виден Дайрен. Сказочным замком рисуются странно Башни дайреновских стен. Море сегодня пестрит парусами Джонок, медлительных барж. Чайки, ныряя, летят над волнами… Море! Я вечно твой паж. Я влюблена в тебя, море, надолго, Пленница зыби твоей. Ты мне напомнило дальнюю Волгу, Волгу — царицу полей. Море! Ты царствуешь в вечном просторе, В водном покое дворца. Не утаю от тебя свое горе И не закрою лица. Волны твои — боевые дружины, Верная стража царя. Я тебе горе изгнанника кину В сумерки этого дня. Я расскажу тебе странные были Жуткой Великой страны, Были страшнее, чем мне говорили Плески зеленой волны.

ГОМОН ВЕСНЫ

Знаешь, сейчас бы в широкое поле Слушать, как ширится гомон весны, Слушать, как ветер — весел и волен, Шепчет подснежников сны. Знаешь, сейчас бы к проснувшейся Волге: Льдины бегущие взором догнать. Слишком изгнание тянется долго, Слишком устали мы ждать. Знаешь, сейчас бы в сосновые боры: Хвоя зеленая пахнет весной. Родина милая! Скоро ли, скоро ли Светлая встреча с Тобой! Сгрудились здания. Вечно нахмуренный В душу мне смотрит гранит, В сердце изгнанника, горем прокуренном, Гомон весенний молчит.

ПОТЕРЯННЫЙ ЗВОН

Затеряла я ценность великую, И сыскать много лет не могу, Все брожу и без умолку кликаю На холодном чужом берегу. Среди шума столичного города Заблудилась, как в темном лесу. Между теми, кем счастье распродано, Я счастливую ношу несу. Растерялась я в будничной сутолке Незнакомых презрительных снов. И звучат неизбывною скукою Перепевы фабричных гудков. Ах, поймите вы думу печальную, Что давно я на сердце таю… Потеряла я звоны пасхальные — Одинокую радость свою.

КИСТЬ И ПЕРО

И я заблудился среди бездорожия В смятеньи неясных угроз. Зачем не родился беспечным художником — Творцом неожиданных грез. Пусть краски палитры разбросаны пятнами, Пусть кисти свалялись в комок… Но странник лазури казался понятнее, Чем рыцарь разрозненных строк. Я мог бы бродить замолчавшею улицей, И в радостном вздохе весны Заметить, как ласково смотрят и хмурятся Мои разноцветные сны… Пить пьяную влагу стакан за стаканами, И в профиле крашеных лиц Найти — не найдённую проблеском пьяного Одну из своих небылиц. Нестрогая дума с печалью неясною Бросала б штрихами пастель… В натурщицы взял бы я вечно прекрасную Раскрашенных дней карусель. И в женщине каждой шаблонно-подкрашенной Искал бы следы красоты, И с серыми буднями скучными нашими Я не был бы больше «на ты». Но кисть — это яркий мазок в повседневности Из мира нездешних тонов. Перо — это горечь тоскливой безгневности От склепа схороненных слов.

ТЕБЕ

Я белой девушкой вошла за твой порог На светлые широкие ступени. Незримой ласкою далекий Бог Коснулся нас Своим благословеньем. И в куполе церковном, в синеве Две вспыхнули звезды и заблестели вместе, И было радостно тогда и жутко мне, Твоей застенчивой и глупенькой невесте. Не знали мы тогда своих дорог, Какие нам Великий Рок укажет. Я белой девушкой вошла за твой порог, — Дрожали трепетно цветы от флердоранжа. И год прошел, стирая след у дней, Вплетая в жизнь мечты и неудачи. И каждый день был лучше и ясней, А это много… очень много значит. Вся наша жизнь такой неровный слог Поэмы сказочной о счастье и печали… Я белой девушкой вошла за твой порог, А в тюле радостно листы цветов дрожали. Сегодня год… И снова я стою У двери в наш чертог нездешних откровений, Я снова душу приношу свою На те же светлые, широкие ступени. И, как тогда, прекрасен твой чертог, И жутко мне, как и тогда, немного. Я белой девушкой вошла за твой порог, Я белой женщиной пройду твою дорогу.

ЛЮБОВЬ КОРОЛЯ

А за окнам шелестят тополя…

А. Ахматова
Беспокойно деревья склоняют Ко мне пальцы безлиственных рук. Я тебя, мой король, понимаю, — Я тебя понимаю, мой друг. Душу манит глубокий, глубокий, Словно омут, таинственный взор. Омут краше, чем светлые стекла Безмятежных зеленых озер. Короли любят шум охоты, Турий рог и оленьи следы. В твою душу неведомый кто-то Бросил блеск королевской звезды. И поверь, что лесной пейзанке Не затмить простотой любви Твою вечную грусть о странном И кочевья души твои. Пусть у хижины за горою Ты отбросил повод коня. Ночь промчится твоей стрелою И погаснет в отблеске дня. Конь соскучится по золотому Вкусно пахнущему зерну. И тебя, навсегда родного, Я у хижины обниму. Цок подков будет глуше, глуше, Ты уедешь к другой, король. Турий рог на лесной опушке Протрубит неземную боль. Не забьется сердце в испуге, Перескажет память звеня, Как у бедной моей лачуги Ты отбросил повод коня.

ШАНХАЙСКОЕ ЗАХОЛУСТЬЕ

Я прошла, озираясь, по улице: Ряд лавчонок и грязных домов Пожелтевших и серых сутулятся И толпятся у темных углов. Китайчата босые раскосые Копошатся у лужи с водой, А за ящиком грязным с отбросами Спит, раскинувшись, нищий больной. Китаянки столпились у лавочки — Оживленный ведут разговор, Вместо ног у них тонкие палочки, И в прическах прилизан пробор. За прилавком купцы полуголые Бесконечно играют в маджан, — И у входа в харчевку грошовую Цедят пиво в немытый стакан. Окна рваной бумагой заклеены, И лохмотья торчат из дверей. Я пройду, озираясь рассеянно, — Сквозь толпу, пробираясь скорей. Пробирается к носу настойчивый Запах масла, жаровен, бобов. На прилавке за стенкой решетчатой Позолота китайских богов. Боги смотрят на шумную улицу И на игры раскосых ребят, На дома, что окошками хмурятся, Смотрят боги и вечно молчат. У китайца, насквозь прокопченного, Что лениво следит за толпой, Истукана куплю золоченого И пойду, направляясь домой. В своей комнате, где перемешаны Книги, кипы бумаг и стихи, Я поставлю божка безутешного На столе, где пролиты духи. Только Будда невольно нахмурится: Моя комната будет скучна — Без шанхайской запущенной улицы, Без узорной решетки окна.