Шрифт:
IV
Ярче забрезжили боги, Тверже их воля велит: Храмы им нужны, чертоги, Серый и красный гранит. Циркулем скалы обмерив, Полировали песком; В зное застывшие звери Сжали Египет кольцом. Ходом пробитый песчаник — Мумиям верный приют; Царь пышносвитный и данник В охре на стенах живут. Солнца законы суровы В иероглифных строках: Камень, израненный словом. Слово лелеет в веках. V
В царствах низовий Евфрата — Клином заостренный знак; Бык пятиногий, крылатый Серый дробит известняк. Мысль улетала все выше, Звездный исчислен полет, Строит ступенчато крыши Чернобородый народ. Ведомы злобные силы Бесов пустынь и чумы, Но амулеты — бериллы Щит пробив ангелов тьмы. На плитняке, в барельефах, Шествуют важно вожди: Круглые мышцы в доспехах С камня не смоют дожди. VI
Вот в белый мрамор Пароса Звонко внедрилась кирка: На корабле остроносом Камень белей молока. В мраморе — мир задремавший, Сонм олимпийских богов; Каменщик, гением ставший, Их разбудил из оков. Знаем недаром преданье, Будто бы камень ожил: В статую страстною дланью Мастер дыханье вложил. В тихих триклиниях — гермы. Лики уснувших отцов; Стройные храмы и термы Мрамором славят творцов. VII
Знали и позже, что в рудах Скрыт заповеданный мир: В каменных толстых сосудах Жизненный зрел эликсир. Тяжки подвальные глыбы, Трепет светильников хил; Вопли подъятых на дыбы Камень в себе задушил. В панцире каменных башен Встали в горах города; Хлынула в борозды пашен Красная кровь, как вода. Глянули окна часовен В стрельчатый сдавленный свод Камень узнал, как греховен В исповедальнях народ. VIII
А короли погибали, Вера скудела в сердцах… Ввысь небоскребы из стали! Вниз — купола на церквах!.. И, сокрушая святыни Натиском мертвых машин, Смерч обращает в пустыни Лоно цветущих долин. Души теперь не крылаты, Чудо ли нас изумит? Камень, из жизни изъятый, Злобно и медленно мстит. И не на вечных порфирах, И не на стойких камнях Вписаны наши стихиры О лихорадочных днях… IX
Но иссякает Природа, Вижу в тумане веков: Встанут и сгинут народы, Дети последних отцов. Будет, о, будет мгновенье Смерти всего, что живет — Каждая клетка растений Втянется в круговорот… И на потухшей гробнице, В холоде звездных лучей, Зашевелятся частицы — Семя оживших камней. Тайна сия велика, Нам ли ее обнять? Жизни иной, многоликой, В камне-кристалле печать! 1922–1943 Владивосток — Шанхай ВИКТОРИЯ ЯНКОВСКАЯ
ЯПОНСКИЙ ВЕЧЕР
ЧЕТЫРЕ КАКЕМОНО
Из цикла «Японской кистью»
Весна
Шляпы, шляпы, шляпы — зонтики, А под ними пары голых ног. Поле водное на ломтики Тропки режут вдоль и поперек. Руки липнут в грязной слякоти; В них зеленые росточки: рис, Как надежды, садят шляпы те — Всю весну качаясь вверх и вниз. Лето
Вечер. Тихи лягушек дуэты. Спелся даже с цикадой кузнечик! И ласкался — заметило это — С черной бабочкой розовый венчик… На огонь от моей сигареты Светлячок налетел по ошибке… А луна — ты придешь для поэта, С ним деля одинокость улыбки…