Шрифт:
Виктория встала на цыпочки и поцеловала его.
– За то, что ты мне доверяешь.
– Ты не в серебристом платье, – отрезал Энтони. Почему он вновь замкнулся в себе? Виктория заметила это еще в спальне.
– Ты сердишься на меня?
– Нет. – Он шагнул к выходу. – Мне надо работать, вот и все.
Он дает ей понять, что она ему мешает? Энтони снова повернулся к Виктории:
– Я постараюсь весь вечер находиться рядом с тобой. В любом случае будь предельно осторожна с Харди.
– Думаешь, он действительно может попытаться убить тебя?
– Не знаю. Но они говорили о женщине, которую Харди собирается взять с собой. Возможно, речь шла о тебе.
Холодок страха пробежал у Виктории по спине.
– Он может меня похитить?
– Не знаю! – Энтони сжал кулаки: – Я не должен был привозить тебя сюда!
Он тревожится за нее. По-настоящему. Наверное, единственный на всем белом свете. Виктория приблизилась к нему, обняла за шею и нежно поцеловала.
В первое мгновение он словно оцепенел, но потом прижал ее к себе и ответил на поцелуй. Она слегка отстранилась и сказала:
– Ты защитишь меня.
– Я не могу ничего тебе обещать.
Она кивнула, соглашаясь не только с его словами, но и с подтекстом, который он, очевидно, вложил в них.
– Я не требую никаких обещаний.
– Нам пора, мы слишком долго отсутствуем.
– Да, конечно.
Они вернулись в гостиную, где дамское трио завершало исполнение рождественского гимна «Остролист и плющ». Виктория опустилась в свободное кресло, Энтони встал позади нее.
Виктория украдкой взглянула на Харди. Он свирепо смотрел на них, явно возмущенный собственническим поведением Сомертона. Она отвела глаза, изображая испуг и смущение.
Тяжелая рука Энтони легла на ее плечо. Она не знала, кому предназначен этот демонстративный жест – Харди или ей самой, однако вполне невинное прикосновение заставило ее вздрогнуть от внезапно вспыхнувшего желания.
Тем временем небольшая группа гостей завершила очередное рождественское песнопение, и леди Фарли объявила, что в столовой поданы чай и лимонад.
– Я принесу тебе чаю, – сказал Сомертон и вышел из гостиной.
Харди немедленно устремился к Виктории и, усевшись в соседнее кресло, спросил:
– С какой стати он продолжает строить из себя вашего покровителя, зная, что вы желаете с ним расстаться?
– Все гораздо сложнее, чем я ожидала. Кажется, он не намерен считаться с моими желаниями. Прошу вас, оставьте меня, он сейчас вернется.
– Энн, давайте уедем вместе, – зашептал Харди. – Я отправляюсь в Лондон в среду утром. Встретимся в восемь на конюшне.
– Ради Бога, уходите, – вполне убедительно взмолилась Виктория. – Завтра я дам вам знать, смогу ли уехать с вами.
– Тогда до завтра. – Он поспешил удалиться, завидев приближающегося Сомертона.
Энтони вручил Виктории чашку чая и поинтересовался:
– Ну, как?
– А как ты думаешь? – вопросом на вопрос ответила она, изогнув бровь.
– Он снова делал тебе гнусные предложения? Виктория различила в его голосе нотку ревности и улыбнулась:
– Он хочет, чтобы я с ним сбежала.
– Неужели?
– Именно так. Он уезжает в среду утром.
– Хорошо сработано, дорогая. Виктория подавила зевок.
– Полагаю, мне лучше подняться наверх. – Она встала и посмотрела на Сомертона: – Ты присоединишься ко мне?
Он явно колебался. Почему? Может, задумался о том, что ждет их впереди? Ему не о чем беспокоиться. Она ничего не требовала от него, твердо зная – у них нет совместного будущего. Причудливая судьба свела их, на неделю, чтобы потом навсегда развести в разные стороны.
– Да. Я пойду с тобой.
Энтони притянул Викторию ближе. Они постепенно приходили в себя после очередного порыва опустошающей страсти, и на Энтони снизошло странное ощущение полноты жизни. Откуда взялось столь непривычное состояние и что творит эта хрупкая женщина? Он не мог припомнить, когда в последний раз испытывал подобные чувства. Если такое вообще когда-либо было.
Просто наваждение какое-то. Он не мог насытиться ею, хотя знал, что через несколько дней они расстанутся навсегда. Вероятно, его одержимость объясняется ограничениями во времени. Он стремится сполна насладиться ею в отведенные сроки, только и всего.
Настораживало одно – он занимался с ней любовью чаще и больше, чем с любой другой женщиной. Впрочем, хватит размышлять о пустяках. Чаще, больше… Какая разница? Уж он-то знает, что женщины только на то и годятся, чтобы спать с ними.
Виктория повернулась к нему, и от ее улыбки его сердце забилось сильнее.