приходит в голову мысль, что если б она не обратила на тебя

внимания, я не была бы счастливой.

День выдался обычный, не предвещавший ничего

особенного, сикарий занимался обустройством прибывших в

город зилотов, когда среди всех этих забот к нему

неожиданно подошла пожилая женщина, одетая просто,

обыденно, и, спросив имя, протянула что-то со словами:

— Моя госпожа хочет, чтобы ты почувствовал то же, что

почувствовала она после твоей измены, — с этими словами

она, повернувшись, исчезла в толпе.

6 7

Марк внимательно разглядывал массивное кольцо,

лежавшее на его ладони, — необычное, в форме кобры,

дважды обернувшейся вокруг пальца, приподнявшей голову с

раскрытой пастью с намерением укусить то, вокруг чего

обвилась; глаза её в распущенном капюшоне сверкали двумя

крошечными бриллиантами, а туловище, искусно

раскрашенное снаружи, блестело внутри кольца золотым

брюхом. Он горько усмехнулся: это кольцо было

напоминанием о гримасе его судьбы по сравнению с тем, о

чём напоминало кольцо, подаренное его деду царицей

Мариаммой, но кроме того, оно было предупреждением, что

эта история для него ещё не закончилась. Не зная, как с ним

поступить, он всё же не выбросил его, решив, что так будет

несправедливо, поскольку от того, что было в его жизни, с

чем связано это кольцо, ему не дано избавиться, как бы он ни

хотел. Рассуждая таким образом, он запрятал его подальше, а

в это время к нему подошёл встревоженный Андрей, о чём-то

говоривший до этого со знакомыми зилотами.

— Резня в Кесарии, отец! Местные эллины вырезали

евреев.

Марк понял, что на них свалилась ещё одна беда, а скорее

всего — только начало большой беды, поэтому, подумав

немного, попросив сына немедленно выехать в Пеллу за

матерью с внуком и Александром. Поговорив с друзьями, он

попытался выяснить, что же на самом деле произошло в

Кесарии, но, как оказалось, вести были ещё скудны и

противоречивы, нужно было ждать, пока всё прояснится.

Расстроенный происшедшими событиями сикарий

перепоручил текущие дела товарищам, а сам вернулся домой

с намерением сообщить новости Софии и подготовиться к

приезду Антонии, которая ещё неизвестно как отнесётся к

его связи с другой женщиной. Его встретил Петр,

сообщивший, что около полудня София исчезла из дома

вместе с одной из служанок, причём ничего не предвещало

6 7

подобных событий, поскольку всё утро она была весела и

беззаботна. Окончательно встревоженный Марк не знал, что

и подумать. Сам по себе её уход из дома ничего особенного

не значил, поскольку, кроме первоначального запрета

покидать дом, утратившего силу после её болезни, он ни

намёком, ни мыслями не пытался ограничивать её свободу, а

она и не пыталась спросить об этом. Предположить, что она

обманывала его, говоря о своей любви, он не мог, но угнетало

состояние неопределённости, бессилие помочь ей в чём-

либо. В таком состоянии он провёл два дня, как обычно,

занимаясь своими делами, но выходил в город уже серьёзно

вооружённый, а не так, как раньше — с одним кинжалом.

К вечеру третьего дня из Пеллы приехала Антония и

сыновья с внуком, сообщившие тревожные вести:

напряжение в отношениях между сирийской и еврейской

общинами и в Пелле, и в Скифополе достигло предела и

было неизвестно, чем всё это закончится.

Поужинав и побеседовав с отцом, сыновья засобирались

домой, а особенно нетерпелив был внук, торопившийся

увидеть мать с сестрой и братом; Антония же, долго

говорившая до этого с Петром, вдруг засобиралась тоже,

приказав служанке, прибывшей с ней, собирать вещи. Марку,

пытавшемуся остановить её, она сказала:

— Я поживу у Андрея, не хочу мешать тебе, и,

пожалуйста, не беспокойся обо мне. Я не обижаюсь и люблю

тебя.

Обняв и поцеловав его, она вышла вместе с сыновьями,

которые — было видно — удручены происшедшим. Они