Мальчуган прикинулся спящим и не ответил. Пастух вздохнул, потом осторожно приподнялся, и вдруг Сергей почувствовал, как рука лезет к нему в карман, где лежала листовка.

Нехорошее подозрение шевельнулось в груди паренька: «Что он будет делать дальше?»

Рудис достал листок, перевернулся на живот и несколько раз чиркнул зажигалкой. Вспыхнул слабенький огонек. Краем чуть приоткрытого глаза Сергей видел, как пастух осторожно расправил на сене листок и стал водить по нему пальцем. От напряжения лоб его морщился, рука с зажигалкой вздрагивала, сухие потрескавшиеся губы медленно, беззвучно шевелились, произнося слова.

Постепенно огонек стал меркнуть, а затем и совсем потух. Рудис сунул обратно листок Сергею в карман и улегся, подложив руки под голову.

Днем хозяин с Петром повели сдавать корову. Пользуясь их отсутствием, Сергей в обед достал бутылку с керосином и незаметно спрятал в сухие дрова за сараем.

После обеда, когда он запрягал лошадь, чтобы ехать в поле, к нему подошел Рудис.

— Сережка, я придумал, — тихо заговорил он, делая вид, что помогает затягивать супонь. — Вы поедете, а через час я подожгу…

— Где уж тебе! — недоверчиво усмехнулся Сережа.

Рудис подошел к нему вплотную. Глаза его вспыхнули решимостью и гневом.

— Не веришь? — глухо произнес он. — Думаешь, только одни ваши могут?

Пастух выхватил из кармана листовку, отданную ему Сережей утром.

— Я два раза прочел! Отчего же вы можете, а мы — нет? Что, по-твоему, мы, латыши, хуже?

— Дурень! Это у фашистов одни — лучше, другие — хуже, а у нас все равны. Только я при советской власти все время жил, а ты — один год.

Такое объяснение несколько успокоило Рудиса.

— Так вот, — продолжал он, смягчаясь. — Как вы уедете, я погодя залезу в ригу. Там снопы возле стенки дорожкой лежат, это я наложил, чтобы не сразу вспыхнуло. Их я и подожгу. Рейнсон все равно подумает на тебя.

— Ригу поджечь — это что! — немного разочарованно произнес Сергей. — Дом надо…

— Дом сейчас нельзя.

— Можно. Я сказал — и сделаю. Я уже в дрова бутылку с керосином спрятал.

— Сергей, поймают!

— Если поймают — все равно не помилуют. Подожгу! — Мальчуган вскочил на телегу и тронул лошадь.

— Сумасшедший! — произнес Рудис ему вслед с опаской и восхищением.

Хозяин с Петром вернулись домой вечером. С ними приехал и Мартин, хмурый и злой.

Сережа помогал Рудису привязывать коров в хлеву, когда к нему незаметно подбежала Мария.

— Сергей… Мартин нехорош тебе делай… Бегай скоро лес, — пролепетала она срывающимся шепотом и мгновенно исчезла.

Сережа, наэлектризованный мыслью о предстоящих опасностях, вздрогнул, как от неожиданного удара. Колючий холод пробежал по всему телу.

«Неужели дознались? — мелькнула у него страшная мысль. — Может, пастухи кому болтнули?»

Он подскочил к Рудису, привязывавшему последнюю корову на другом конце хлева, и схватил его за грудь.

— Ты… вы говорили кому?.. — задохнулся он, притягивая товарища к самому лицу.

Искреннее изумление Рудиса было настолько велико, что несколько мгновений он не мог вымолвить ни слова.

— Ты что?..

Сергей отпустил пастуха и, дрожа как в лихорадке, передал ему сказанное девочкой. Мальчуганы совещались недолго.

— Что-то неладно! — сжимая кулаки, сказал Рудис. — Ты пока не заходи в дом и на глаза никому не показывайся. Я постараюсь узнать.

— Может, Вилис кому…

— Нет, — решительно перебил пастух. — Тут что-то другое.

Во дворе послышался голос Мартина. Полицай искал Сергея.

— Залазь в ясли, — шепнул Рудис другу. — В случае чего, выскочишь через окошко на улицу. Жди меня за баней.

Едва Сергей опустился в кормушку, как на пороге показался Мартин.

— Русский здесь? — спросил он у пастуха по-латышски.

— Нет.

— Сказали — здесь.

— Был да ушел.

Не доверяя мальчику, полицай зажег карманный фонарик и осмотрел полутемный хлев.

— Что я врать буду? — с нарочитой обидой сказал Рудис. — Я вчера с ним подрался…

— Увидишь его — посылай в дом. Дело до него есть.

Едва пастух и полицай вышли, как появились батрачки с ведрами и принялись доить коров.