СОЛОВЕЙКО.

У Додика не получится? Kidding? У него там такая система смазки разработана. Гэбэшка, братцы, тоже берет на лапу, I bet!

ОЛЕГ.

ГэБэ берет на лапу?

СОЛОВЕЙКО.

Старо как мир! (Вытаскивает из-под стойки телефон.) Ну, попробуем!

ОЛЕГ (несколько растерян).

Прямо отсюда?

СОЛОВЕЙКО.

Ты любишь тянуть быка за яйца? Соловейко не любит. Киев я набираю маленьким пальцем (показывает мизинец).

ШВАРЦ.

Мизинцем.

СОЛОВЕЙКО.

Вот именно. (Набирает систему цифр.) Алло, дед Арон, это Шурик из Нью-Йорка. Как твое ничего-себе-молодое? Дай-ка Додика, дед Арон! Додик, хочу с тобой посоветоваться. (Начинает говорить, как-то странно растягивая слова, иногда заглядывает в какую-то таблицу.) Мой босс решил купить икру на Аляске. Тот, кто любит икру, будет есть сыр. Да-да сыр. Разница восемьдесят пять процентов. Конечно, главное здоровье. Мази, аспирин – вот что поможет. Жду писем и телеграмм. Большой комсомольский привет Семену. Целую. Соловейко. (Брякает трубку, хохочет очень довольный.) Все в порядке, бадди! Можешь отправлять жену в Киев. Вот тебе адрес (пишет): Давид Басицкий, 7 Крещатик 21, Киев. Поймал?

ОЛЕГ.

А Додик-то поймал?

МИША.

У них, как видишь, код какой-то разработан.

СОЛОВЕЙКО.

Нет таких крепостей, которые не взяли бы большевики.

Все трое расхохотались. Подошел саксофонист, посмотрел на них, присел на соседнюю табуретку, сказал по-русски:

– Привет, чуваки!

ОЛЕГ.

Еще две бутылки «Клико». Я же тебе говорил, Мишка, начинается полоса удач…

Ранняя весна в Москве. Подтаивающие чернеющие сугробы, лужи вокруг. С крыш сбрасывают тяжелые пласты снега.

Проехавший по лужам самосвал со снегом окатил волной грязи желтенький «жигуленок» Ольги Хлебниковой (стоящий у обочины). Заработали дворники, и мы снова увидели лицо Ольги и рядом с ней лицо Доры Каплан, суровой молодой особы с определенно диссидентским выражением лица.

Машина стояла у подножия широченной и пологой лестницы, в которой любой москвич может распознать лестницу «Ленинки», т. е. Государственной библиотеки им. В. И. Ленина.

В руках у Ольги был тонюсенький листок папиросной бумаги – письмо от Олега. Она жадно перечитывала его, явно не первый раз, и чуть не задыхалась от волнения.

«…отправляйся сразу же в Киев, Крещатик, 7, квартира 21. Там ты найдешь Давида Басицкого. Он все объяснит. Мои дела идут блестяще, скоро будет подписан договор и устроена выставка «Долгожданных животных», а если киевский вариант выгорит, скоро будем вместе. Соскучился страшно…»

ДОРА КАПЛАН.

Простите, я спешу. У вас больше нет ко мне вопросов?

ОЛЬГА.

Боже мой, Дора, что означает этот адрес в Киеве?

ДОРА.

Я ничего не знаю. Меня просили передать это письмо, что я и сделала. Засим, прощаюсь.

ОЛЬГА (умоляюще).

Дора, но неужели вы не понимаете? Мой муж там, а я здесь…

ДОРА (усмехается).

Сногсшибательно! Невероятно! Первый случай за всю эмиграцию.

ОЛЬГА.

Я понимаю, вы из какого-нибудь правозащитного комитета. Я бы хотела… Не могла бы я…

ДОРА.

Я из еврейского комитета отказников. Простите, но мне пора.

Не попрощавшись даже как следует, Дора хлопнула дверью машины. Ольга смотрела ей вслед. Дора строго передвигала тонкие ноги в дешевых сапогах из лживой кожи. Она приближалась к группе женщин, которые, очевидно, ее ждали. Вместе с Дорой их стало восемь.

Дворники широкими лопатами сгребали вокруг мокрый снег.

Вдруг все, кто был на площади перед «Ленинкой», почему-то стали смотреть на группу из восьми женщин. Мгновенная пауза, предчувствие чего-то неожиданного.

Ольга выскочила из машины и побежала к женщинам, перепрыгивая через лужи. Женщины разворачивали скатанные в трубку плакаты, вытащили из сумки матерчатый лозунг, подняли его над головами.

«Требуем свободного выезда в Израиль!»

Демонстрация! Мелькнуло изумленное лицо постового. Пробежал некто в светлом анораке, щелкая автоматической фотокамерой. Двое в шляпенках ринулись за ним. Тетка, обвешанная сумками, остановилась, открыв рот. Затормозила черная «Волга», из нее выскочили гэбэшники в штатском, побежали к женщинам, крича что-то постовому милиционеру – вызывай, дескать, фургон.

Ольга опередила гэбэшников и присоединилась к демонстрации. Сердитое лицо Доры Каплан. В последний момент она все же чуть-чуть подвинулась и дала Ольге прикоснуться к тряпице лозунга.

Штатские гэбэшники пытаются вырвать у женщин лозунги и плакаты. Происходит что-то вроде неуклюжей и вполне неприличной свалки. Из всей звуковой каши наконец прорезалось отчетливое:

– Ну, погодите, жидовки!

Вдруг обнаружилось, что безобразную сцену кто-то еще снимает, на этот раз киноаппаратом из автобуса «Volkswagen». Часть гэбэшников бросилась в сторону VW. С разгону влетели по ступенькам вверх два милицейских мотоцикла. Силы порядка становились все гуще. Подъехал фургон.