— Все это — ужасная правда, — сказала Агафья Ивановна, но хозяин то не виноват, что он не имет для всх работы.

— Именно он то и виноват, и вс хозяева вмст взятые, — возразил Аверьянов. — Они заставляют одних работать день и ночь или по двнадцати и пятнадати часов в сутки, а других выбрасывают на улицы, чтобы они, наголодавшись и нахолодавшись, пришли у него просить работы, тогда он выбрасывает тх, кто работал, и берет изголодавшихся и платит им сколько хочет, врне сказать, ворует сколько вздумает.

— Боже мой! Боже мой! — точно простонала Агафья Ивановна, — все это правда, гд же дорога то? Куда же идти то?

— Я показал вам корень зла, — сказал Аверьянов — теперь же, уважаемая противница, я покажу вам мою вру и моего бога.

— Мой бог, — начал он, — есть правда и любовь к ближнему, а вра основывается на одной заповди: «не длай того ближнему, чего себ не желаешь».

Коль скоро мы будем исполнять эту заповдь и слушаться этого бога, то зло само собой должно прекратиться, а царство божіе воцарится на земл. А если есть рай, о котором вы так заботитесь, — обратился он к Агафь Нвановн, — мы. живя здсь не дурно, когда умрем, то переселимся еще в лучшій мір.

— И так, вы не считаете никаких грхов за собой? — спросила Аверьянова Вра Константиновна.

— Нт, — твердо отвтил Аверьянов, — за исключеніем ничего не значущих и не приносящих вреда ближним, а скорй самому себ. Так всевдающій бог знает из какого матеріала я сотворен, а если есть какіе нибудь недостатки и грнхки, то должен простить их, так как Он видл мое старанье жить по правд.

— И вы думаете, что когда умрете, то попадете в рай? — в свою очередь спросила Агафья Ивановна.

— Да я; же вам сказал! — воскликнул Аверьянов, — что иначе быть не может. Веі, эти грхи принудили нас сдлать богачи, они и виновны во всем, а я и вы, и вс вообще бдные, живущіе своим трудом, без всяких молитв и пресмыкательств, только живя по правд и любви к ближнему, попадем в рай, и живя так, — продолжал Аверьянов, — мы сплотимся в одну большую любящую семью, гд не будет мста насильникам, и они растворятся и уничтожатся в великом океан человческой любви. Люди перестанут считать — это твое, а это мое, все будет у нас общее, и каждый будет имть все в достатк, и рай земной настанет на земл.

— Так будем же дружно жить и работать словом п;; $лом! — воскликнул Аверьянов. — для гтих двух #аез, на земл и на неб, забудем вс мелкія обидм друг против друга, и выступим вс дружной ратыо, вооруженные правдой и любовью к ближнему против общаго врага, хозяина и капитала, этих воров и грабителей, на законном основаніи.

— Я первый! — воскликнул Аверьянов. Глаза его горли. Казалось, искры сыпались из них. — Протягиваю руку вам, Агафья Ивановна и Вра Константиновна, прошу простить меня. Быть может, я сам того не замчая, когда либо обидл вас, или в сегодняшнем спор оскорбил.

Он встал и протянул руку Агафь Ивановн. Старушка улыбалась счастливой улыбкой, ея лицо точно сіяло, в глазах блестли слезы. Она поднесла было угол фартука оттереть их, но, замтив протянутую руку Аверьянова, поспшно встала, как позволяли ей на то ея лта, и взяв его руку, потянула к себ, говоря:

— Подойти сын мой, я поцлую тебя, ты указал нам ту справедливую дорогу и твоего справедливая) бога, каким он и должен быть. — И она поцловала его в лоб, уронив на его щеку слезу.

Аверьянов быстро отвернулся к простнку, вынул платок, как бы вытереть эту слезу, а по пути вытер и свои собственныя…

Раздался фабричный звонок, призывающій к обду. Аверьянов взял с нар Некрасова, гд он лежал все время, и проговорил:

— Ну, а теперь надо идти на обд, книжку почитаем когла либо в другой раз, — добавил он. И пожелав всм пріятнаго аппетита, пошел к выходу. Вслд ему слышались голоса, приглашающіе его приходить почаще.

— Спасибо, спасибо, ваш гость, — закончил Аверьянов, и вышел из спальни.

Точно км-то сброшенный, соскочил Костерев с кровати на холодный пол босыми ногами, и мелкая дрожь пробжала по всему тлу.

Нащупал спичку, зажег газ и выругался:

— А, — черт!..

— Что? — полусонная, спросила жена.

— Что, что? — передразнил ее Костерев: проспал — вот что!

Жена торопливо встала; в одной рубашк, ежась от холода, прошла в кухню, шлепая босыми ногами. Спшно умывшись и пригладив, на угад, руками торчавшіе во вс стороны волосы, Костерев сл к столу. Жена поставила перед ним стакан разогртаго кофе и успокоительно замтила:

— Ты только десять минут опоздал, может поспешь во время.

— Во время! — с раздраженіем повторил Костерев. — Говорил-же я теб вчера, что из-за порчи трамвая опоздал на цлый час… Ничего не сказали, но, довольно, как посмотрл на меня директор!.. А, если и сегодня опоздаю?..

Кое-как допив кофе, Костерев стал торопливо одваться. Жена с сожалніем посмотрла на нетронутую яичницу.

— Шла-бы ты скорй в постель, а те простудишься. — бросил Костерев, мельком глянув на жену и исчез в темнот за дверью.

Был ноябрь. Темно, сыро и непривтливо выглядло все окружающее.