— А что, дед, такое бывает?

— Если захочешь, будет.

— Но им же будет больно.

— А твоим, в компьютере, не больно?

— Нет, это же в компьютере.

— И настоящим не будет больно. Это же гладиаторы. И потом, мы им дадим ненастоящие мечи – деревянные, хорошо? Устроим представление, как в цирке.

— Здорово! Дед, а когда покажешь?

— Посмотрим... Мне самому интересно. Ну-ка, дай попробую.

У него ничего не получилось. Маленькие клавиши, с которыми внук ловко справлялся, не поддавались контролю широким пальцам деда. Внук явно превосходил в этом своего предка.

— Не получается, – пожаловался он, – мне бы сейчас настоящее оружие. Я бы показал твоим гладиаторам!

— Как интересно, дед! – идея мальчику явно понравилась. – Представляешь, ты выходишь на арену, в доспехах и с мечом, на тебя наступают гладиаторы, а ты их – тут он показал как, по его разумению, дедушка расправляется с противником.

— Не-ет, я уж лучше со своим охотничьим ружьишком, – усмехнулся дедушка.

Никому не дано знать, как сложится судьба. Может статься, ляпнет что-то несмышленыш такой, а слова его ни с того ни с сего возьмут, да и окажутся пророческими...

А фантазия у мальчишки разгулялась не на шутку. Он вскочил и набросился на деда. Они повалились на диван, но когда дед отдышался, ему вдруг стало не по себе. Будто некто невидимый возник за его спиной с оружием, отдавая безмолвный приказ – час настал, надо брать меч в руку и выходить под знойное солнце, на шафрановый песок арены навстречу судьбе. И ничто в мире уже не может этого изменить.

«Пора, пора!» – прошептал этот кто-то в самое ухо, безликий и бесплотный, спокойно и буднично, как будто приглашая на прогулку в парк...

Марлен Марленович поежился и стряхнул с себя наваждение.

Он стоял на трибуне и с замиранием сердца наблюдал, как на арену его собственного цирка выходят, сверкая доспехами и бряцая оружием, словно ожившие, воины из той компьютерной игры.

Кольчуги скрывали верхнюю часть тел и свисали до середины бедра; из-под них выглядывали легкие светло-коричневые туники чуть выше колена. Плечи и предплечья защищали стальные доспехи, изготовленные из полос пружинной стали. Стальная броня сверкала и переливалась в свете прожекторов, полосы при движении рук складывались и раскладывались, наподобие веера, задвигаясь одна под другую. Голень спереди защищали поножи. На головах шлемы с плоской макушкой и с наушниками, подбиравшимися углами к носу, оставляя открытой лишь центральную часть лица. Короткие шелковые плащи, скрепленные пряжкой у правого плеча, развевались за спиной, как живые. Вооружены они были короткими мечами с широким лезвием и маленькими круглыми щитами.

Публика, похоже, начала «въезжать», что это и есть тот самый сюрприз, о котором трепались уже несколько дней. Гладиаторы промаршировали и остановились в центре арены. На мгновение воцарилась тишина, как перед началом спектакля.

— Morituri te salutant [9] , – вскинув головы в сторону Пронькина, воскликнули гладиаторы.

— Ты научил? – спросил Пронькин.

— Я, – скромно потупив взор, ответил Матвей Петрович.

— У которого мой меч?

— У того, что справа...

На ряд ниже какой-то толстяк громко воскликнул:

— Это же надо – какая выдумка!

— Очень оригинально, – важно поддержал его другой – худой и бородатый. – Но вот в одна тысяча, э-э… забыл каком году, ну, неважно. Был я в Риме на фестивале... и итальяшки показывали такой же театр в Колизее.

— А я такого что-то не припомню, – возразил ему толстый.

— Фуфло всё это... – со знанием дела перебил их третий с массивной золотой цепью на бычьей шее.

Он ухватил за шиворот пробегавшего по проходу официанта, сгреб с подноса две заледеневшие стопки, опрокинул одну за другой в свою разверстую пасть и, рыгнув, закончил:

— И боксеры – тоже фуфло!

Пронькин поморщился.

— Смотри, Матвей, – сказал он, понизив голос, – каких говнюков ты сюда наприглашал. Это что за обезьяна?

— Понятия не имею, Марлен. Естественно, я его не приглашал. Наверняка прицепился к кому-то.

— Пускаешь черт знает кого! – проворчал Пронькин и переключил внимание на двух особ женского пола.

— Я от таких мужиков прям балдею, Вик, – гудела в ухо своей подруге одна из них, нимфоманка неопределенного возраста. – Слушай, а ты видела, как этот... Ну, боксер, в синих трусах... Ты видела, видела?

— Что видела-видела?

— Когда он тому, другому, врезал, я видела, как брызнула кровь! Реально! Буквально струей. Из носа что ли? Обалдеть, Вик!..

— Ты все-таки садистка, Инн.

— Наверно, Вик. Я когда вижу кровь – я просто тащусь... Ну, как водки стакан замахнуть...