— Твой Лондон – отстой! Не знаю, что ты там по ящику смотрел, а я изучал вопрос серьезно, братишка. Читал в книжке одной, название... щас не помню... У меня записано. А по ящику любую лапшу на уши навешают...

— Не, ты мне скажи, ну сколько твои трюфеля потянут? – не унимался все еще обиженный за державу и полный решимости не уступать пальму первенства Паша.

— Не трюфеля, а трюфели, – поправил Егор.

— Какая, хрен, разница! – огрызнулся Паша, – грибы они и в Африке грибы!

— Ну не веришь, ну... Вот у Якыча спроси, – Егор зацепил рукой, как граблей, одного, проходившего мимо, который, судя по всему, держал курс на черепаховое мясо, запеченное в кляре.

— Лев Якч... – икнул Егор, – можно тебя на минутку... того... отвлечь...

— В чем дело, молодые люди? – добродушно осведомился тот.

— Ты, эт-т, Егор, постой!.. Дай мне спросить. Лева, скажи, какая жратва самая дорогая?

— Где? Здесь что ли?

— Не... вообще.

— Как вообще?

— В мире, ёкть... Блин, извини, икота, ёкть...

— А в мире... Ну вы, мужики, даете! Все ж знают – самую дорогую жратву делают эскимосы на Аляске. Только белому человеку этого не понять, – он подвигал указательным пальцем из стороны в сторону, синхронно провожая его глазами, как сопровождают молоточек невропатолога. – Это особым образом приготовленные экскременты детеныша тюленя. Въезжаете, пацаны? Всё на этом свете – говно!

Посмотрев на окаменевших «пацанов», успокоил:

— Шутка... Мужики, давайте-ка лучше выпьем, а? Выпьем за здоровье нашего уважаемого Марлен Марленыча, выдающегося человека, бескорыстного друга и замечательного товарища!

Идея всем понравилась. Забыв про так и не выясненный до конца вопрос о деликатесном приоритете, они дружно чокнулись и опрокинули заледеневшие стопочки, предусмотрительно поднесенные одним из расторопных официантов, способных читать мысли присутствующих еще до того, как они появлялись в их порядком затуманенных мозгах.

Засим приступили к обсуждению цен на наручные часы, что, приходится согласиться, было не менее важным, чем предшествующая тема.

 Звучала ненавязчивая музыка. Гости, совершая броуновское движение, подобно молекулам, слеплялись в группки, которые, просуществовав совсем недолго, распадались и, заряженные новой порцией информации, спешили поделиться ею со своими очередными собеседниками. Время от времени кто-то вдруг, вспомнив о хозяине пирушки, произносил несколько слов от всей души. Все ожидали сюрприза, ибо знали – Марлен Марленыч непременно что-нибудь этакое выдаст.

И тут вышел на сцену какой-то, на пингвина похожий. Попросил минуточку внимания.

Все, естественно заинтересовались, что сейчас предложат; гвалт помаленьку пошел на убыль. Свет погас. По обочинам поляны разом вспыхнули факелы, шатры с притихшей публикой осветились красноватым колеблющимся светом. Под звуки трансцендентного этюда Листа «Дикая охота» из темноты, сгустившейся между палатками, вкатили на телеге целиком зажаренного сохатого. Огромная туша возвышалась, подобно горе, рога и глаза подсвечивались фосфоресцирующим светом, а по сторонам шагали усатые дядьки, одетые по-охотничьи, словно сошедшие с картины Перова «Охотники на привале».

Банкет раскручивался на всю катушку.

Но хватит об этом! Хватит испытывать твое терпение, читатель, скучным описанием разгула чревоугодия и гедонизма. Надеюсь, ты уже получил достаточное представление о результирующей умов и настроений, царящих здесь. Посему предлагаем оставить до поры до времени это скопище и, как подобает многоопытным наблюдателям, невидимой и неслышной тенью перелетим в запрятанную в дубовой рощице невдалеке стеклянную оранжерею.

Строение было не совсем обычным: в теплой и влажной атмосфере искусственного лета среди буйно разросшихся тропических растений порхали экзотические бабочки. Доставлялись они сюда по прихоти хозяина резиденции, и в связи с исключительной краткосрочностью насекомьей жизни предстояло им сгинуть на противоположной стороне планеты, в холодной неприветливой стране, где раздолье было разве что их сестрам – маловыразительным, блеклым капустницам.

Здесь, уютно устроившись в колониальных плетеных креслах, за столиком, опирающимся на ножки в виде массивных львиных лап, вели беседу двое мужчин.

 В одном из них мы, уже порядком разочарованные безрезультатными поисками, наконец-то с радостью распознали неуловимого хозяина вечеринки, самого Марлена Марленовича. Другой, полноватый, вылитый колобок, с ярко выраженной азиатской внешностью – был незнаком.

Столик располагался на островке, омываемом с обеих сторон ручьем, вытекающим из купы кустов анноны в рост человека. Ветки были усыпаны спелыми сахарными яблоками, похожими на виноградные грозди, высеченные из оникса.