XCII.

Тогда ея быстрое вожделніе овладваетъ своею добычей, питается ею обжорливо и все не можетъ насытиться; ея уста побждаютъ, его уста повинуются, платя ту дань, которой требуетъ оскорбительница, ястребиная похоть которой такъ высоко цнитъ свой захватъ, что старается изсушить вполн сокровище его губъ.

ХСІІІ.

Ощутивъ сладость добычи, она предается грабежу съ слпой яростью; ея лицо пылаетъ, кровь кипитъ и необузданное желаніе вызываетъ въ ней отчаянную смлость, которая подвергаетъ забвенію все, прогоняетъ благоразуміе, уничтожаетъ румянецъ стыда и сокрушаетъ честь.

ХСІ.

Въ жару, ослабвъ, измучась ея неистовыми объятіями, подобно дикой птиц, усмиренной долгимъ обученіемъ, или быстроногой коз, утомленной преслдованіемъ, или своенравному ребенку, убаюканному няньчиньемъ, онъ повинуется, не сопротивляется боле, когда она беретъ все, что можетъ, хотя и не все, чего желаетъ.

XCV.

Почему, какъ ни замороженъ воскъ, онъ смягчается нагрваніемъ и поддается, наконецъ, каждому легкому отпечатку? Безнадежныя вещи достигаются часто смлостью, особенно въ любви, льготы которой превосходятъ права. Страсть не обмираетъ, подобно блднолицому трусу, но устремляется тмъ бодре, чмъ дерзче ея цль.

XCVI.

О, если-бы она отступилась, когда онъ нахмурился, она не вкусила-бы такого нектара съ его губъ; бранныя слова и хмурость не должны отталкивать влюбленныхъ: розу срываютъ, хотя она и съ шипами. Будь красота подъ двадцатью затворами, любовь пробивается сквозь нихъ, разрушая ихъ вс.

XCVII.

Она не можетъ уже изъ жалости удерживать его доле; бдный глупецъ проситъ его отпустить; она ршилась не принуждать его снова, прощается съ нимъ и проситъ беречь ея сердце, которое, — она клянется въ этомъ ликомъ Купидона, — онъ уноситъ въ своей груди.

XCVIII.

"Милый юноша", говоритъ она, "я проведу эту ночь печально, потому что мое больное сердце принудить къ бднію мои глаза. Скажи мн, властелинъ любви, встртимся-ли мы завтра? Скажи, будетъ-ли это? Будетъ? Хочешь дать мн общаніе?" Онъ говоритъ, что нтъ; завтра онъ намренъ охотиться за вепремъ съ своими друзьями.

ХСІХ.

"За вепремъ!" повторяетъ она и внезапная блдность покрываетъ ея щеки, какъ блый батистъ, наброшенный на алющую розу. Она трепещетъ при этой всти, обвиваетъ крыломъ своихъ рукъ его шею и падаетъ, все вися на ней, на спину; онъ съ нею на ея лоно.

С.

Теперь она на настоящей арен любви: ея поборникъ на кон для горячей стычки; конь готовъ оказать ему все возможное, но онъ не правитъ имъ, хотя и на немъ. Муки ея хуже Танталовыхъ: вознестись въ Элизіумъ и не достигнуть блаженства!

СІ.

Какъ бдныя птицы, обманутыя нарисованнымъ виноградомъ, насыщаютъ только свои глаза, между тмъ какъ тощаетъ ихъ зобъ, такъ и она изнываетъ въ своей неудач, уподобляясь этомъ жалкимъ пернатымъ, видящимъ безполезныя ягоды. И она старается возжечь непрерывными поцлуями тотъ жаръ, котораго ему недостаетъ.

CII.

Но все это тщетно; не будетъ этого, благая царица! Она испытала уже все, что возможно; ея мольбы заслуживали большей награды; она любитъ, любитъ, но все же нелюбима. "Фи, фи>! говоритъ онъ, ты давишь меня, пусти; незачмъ теб удерживать меня такъ…

CIII.

"Ты ушелъ-бы ране, милый юноша", отвчаетъ она, "если-бы не сказалъ мн, что хочешь охотиться за вепремъ. О, будь остороженъ! Ты не знаешь, каково бросать копьемъ въ дикаго борова среди болотъ. Онъ вчно точитъ свои, никогда не скрываемые въ ножны, клыки, подобно мяснику, любящему убой.

CIV.

"Его крутая спина покрыта доспхомъ изъ щетинистыхъ иглъ, всегда угрожающихъ его врагамъ; его глаза горятъ, какъ свтящіеся червяки, когда онъ злится; его рыло вырываетъ могилы всюду, гд онъ пройдетъ. Когда онъ бжитъ. то мнетъ все на своемъ пути, а кого сомнетъ, того убьетъ своими клыками.

CV.

"Его бурые бока, вооруженные косматою щетиной, слишкомъ тверды для того, чтобы ихъ пробило остріе твоего копья; его короткую шею трудно поразить. Когда онъ разъярится, то осмливается нападать и на льва; терновые кусты и сплетенныя чащи разступаются передъ нимъ, какъ испуганные, когда онъ бжитъ сквозь нихъ.

CVI.

"Увы! онъ не оцнитъ твоего лица, которому воздаютъ дань очи Любви, ни твоимъ нжнымъ дланямъ, ни мягкимъ устамъ, ни хрусталю глазъ, поражающихъ весь міръ своимъ совершенствомъ; одолвъ тебя (странное опасеніе!), онъ вырветъ вс эти красоты, какъ вырываетъ траву.

CVII.

"О, пусть онъ остается въ своемъ отвратительномъ логовищ; красот нечего состязаться съ такимъ низкимъ врагомъ; не иди по доброй вол на такую опасность; преуспваютъ т, которые слушаютъ совтовъ своихъ друзей. Лишь только ты упомянулъ о вепр, говорю теб безъ притворства, я ужаснулась и дрогнули во мн вс суставы мои.