Баба Олена (с печи). Чего орешь? Штефан (возвращаясь). Нет Параски. Исчезла куда-то кацапское отродье, а окно открыто. Обокрасть хату свободно могли. (Закрывает входную дверь на засов и ложится на при- печке, подложив кафтан под голову.) Баба Олена. О господи, господи!

Лампа колеблется в такт тиканья часов.

Занавес

Декорация та же. Тускло горит лампа. В окно заглядывает ущербный месяц. Раздается трехкратный удар в дверь. Штефанподнимается с припечки, протирает рукавом глаза. Кто-то вторично три раза, но уже с большей силой стучит в дверь. Штефан прикручивает фитиль — и лун­ный свет заливает хату.

Штефан (подойдя к двери, тихо.) Лука?

В ответ трижды загремело. Штефан, перекрестившись, открыл дверь и с тихим возгласом отпрянул. Перед ним на пороге стоит Мыкола.

Мыкола (резко). Свет!

Штефан, вывернув фитиль, прирастает глазами к Мыколе, на руках у которого, завернутая в куртку, лежит Параска.Ее голова и иска­леченная рука бессильно свисают. Мыкола направляется в свою комнату, ноперед дверями останавливается. Штефан предупредительно откры­вает их и, пропустив М ы ко л у, бросается к выходу, однако тут натыка­ется на Семена,пристально наблюдавшего за ним.

Штефан (отступая назад, шепчет). Святый боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас! (Отворачивается от Семена и видит Мыколу, выходящего из комнаты.) Мыкола. Свечи есть?

Семе н. Штефан Петрич, встань!

Ее убил твой внук!

Штефан. Лука?!. Боже!..

Семен. Его пуля должна была попасть в меня. Параска знала об этом, как знали и вы.

Штефан. Пусть у меня отсохнет правая рука, если я знал

что!

Семен. Когда среди кустов показался лев, Параска при­бежала едва дыша, припала ко мне, но не успела сказать и слова, как Лука выстрелил. Она вскрикнула, и из ее рта струйкой по­текла кровь. Но перед смертью она успела сказать нам всю прав­ду, Штефан Петрич!

Штефан. Какую правду? Не верьте! Пусть Лука... Лука пусть скажет...

Семен. Лука, наверное, уже ничего больше не скажет... Штефан. Как?.. Лука...

Семен. Мыкола, увидев вспышку выстрела, кинулся туда, узнал своего сына и... послал ему вдогонку пулю.

Входит со шляпой в руке Мыкола.Пошатнувшись, обессиленный, опускается на пол. Семен подбегает к Мыколе, подхватывает его и сажает в кресло. Штефан,не отрывая глаз от них обоих, пятится к выходу. На пороге он поднимает кулаки, потрясает ими, потом, схва­тившись за голову, исчезает в предрассветном тумане.

Дать воды? А может, капель?

Мыкола (махнув отрицательно кистью руки). Я одного опасаюсь: чтоб не убежал. Я мог не попасть, Семен... А тогда он снова стал бы стрелять в детей, в мирных людей. Тогда он снова стал бы напускать на нас хищников, жечь наш хлеб и от­равлять колодцы... (Озираясь'.) Штефан... Где Штефан?

Семен (бежит к выходу. Останавливается). Ну, этот дале­ко не убежит, разве что повесится в овраге.

Мыкола (едва поднявшись, подходит к дверям своей ком­наты, опирается рукой о косяк и не сводит глаз с мерцающего света свечек). «Порубаю калиночку, бо вм i ю , скориняю Парасочку, бо см i ю...» (Прячет лицо в ладони.)

Неслышными шагами входит отец Юлиан.Встревоженным взгля­дом бегает по присутствующим, потом подходит к дверям комнаты Мыколы. Увидев труп Параски, он резко оборачивается лицом к Семену.

Отец Юлиан (содрогнувшись от гнева, громко). Кто?..

Семен движением головы показывает на фисгармонию. Отец Юлиан за­крывает лицо руками и тихо-тихо направляется к выходу. На пороге он останавливается и поднимает руку для крестного знамения, но на полпути его рука опускается. Отец Юлиануходит. Пауза.

Семен (подойдя к Мыколе и положив руку на его плечо). Там светает...

Мыкола и Семен, обнявшись, медленно идут к выходу. Перед порогом останавливаются. Край неба занимается розовой зарей.

Мыкола. Семенко, от сегодняшнего дня — ты бригадир. Сеятели должны во что бы то ни стало выйти на работу. Пусть человек пять охраняют их от льва. Надо успокоить их, убедить, что этого достаточно. Вечером мы устроим большую облаву. Рай­он пришлет стрелков. Иди, Семен. Я тоже приду и помогу вам. Пусть только боль успокоится в моем старом сердце. Пройдет месяц, другой — ив Яснычах впервые за все их существование заколосится пшеница. Это будет подарок яснычанам от Совет­ской власти. Здесь люди будут печь белый хлеб из собственной пшеницы. Иди, Семенко, и скажи людям: старый Воркалюк сегодня первым выходит сеять.