пропуск в библиотеку, хотя в своем положении совершенно не

рассчитывал ходить по подобным заведениям, как и по церквам и музеям.

Это можно было принять за благоволение судьбы. Однако, учитывая

дальнейшее развитие событий, настоящей удачливостью стоило назвать

как раз обратное. Сидел бы я в Порше, попивая чаек из термоса, ждал бы

Тобольцева и где-то в шесть вечера (я бродил по лабиринтам Ленинки

намного дольше, чем предполагал) увидел бы наряд милиции и санитаров,

извлекших из парадного подъезда два трупа. Не составило бы труда

уточнить, кому они принадлежат. Сослагательное наклонение – отрада

моя.

В крайнем случае я бы вычитал о страшном происшествии из газет, где

смерть Тобольцева рассматривалась как заказное убийство по

123

политическим интересам. Но моей судьбе потребовалось запихнуть меня в

самую гущу событий, раз я имел к ним какое-то отношение. Моя судьба

меня не жалела и всячески испытывала.

Ясное дело, из библиотеки я сбежал, не пообщавшись с милицией, на

сей раз найти выход на улицу не составило труда. Порше в миг довез меня

до Маяковской, где на пороге квартиры по иронии все той же судьбы

дремала пьяная Вашингтон. Она было попыталась что-то сказать, но я

замахнулся на нее кулаком и оборвал на полу слове:

– Я как-то без тебя умею считать!

Отныне пять трупов. Может быть, это завышенная самооценка

позволила связать все смерти с моим пассажем? Ведь Коля погиб

случайно, а Нелли наложила на себя руки даже раньше, чем впервые

прозвучало ее имя. Попахивало дешевым сюрреализмом, и я уже не знал,

что думать. Честно говоря, происшествия в библиотеки, начиная с глупой

претензии на вуайеризм, обратились испытанием для моей в конец

расшатавшейся психики. Видимо, и с этой версией согласился Диего, я

просто первым обнаружил последствия заказного убийства, а

сумасшедшего профессора прирезали как нежелательного свидетеля.

Однако это дело не имело ни малейшего отношения к моей собственной

истории. Все произошло случайно. Сколько энергии потребовалось, чтобы

по крайней мере изобразить согласие.

– Твоего Валентина не существует, – заявил Диего, ввалившись в мою

комнату без стука.

– Тихо, кошку напугаешь.

– Плевать на кошку…

– Только попробуй.

– Я был на его квартире. Там нет Валентина. Там нет никакой Нины

Владимировны. Там вообще ничего нет. Пустое помещение.

Диего сел на кровать и погладил меня по волосам. Грелкой, бутылкой

виски, колючим пледом и горами пепла на нем я производил впечатление

давящее, почти готическое. Высокая температура держалась уже неделю.

Литры убойной смеси из яйца, коньяка, меда, свежего чая, лимона и

аспирина – старый еврейский рецепт. На что только не пойдешь, чтобы

124

быть ближе к корням. У меня нет градусника и медицинской карты. У меня

неослабевающий жар.

– Ты выглядишь великолепно, – сказал Диего с братской нежностью.

– Во время пневмонии я вообще на королеву красоты тяну.

– Сейчас ведь у тебя обычная простуда?

– Затянувшаяся. Так что за наезд с Валентином?

– Его нет, милый, ты все выдумал.

– Ты бы хотел так думать. Бьюсь об заклад, в твоем извращенном

португальском воображении я не жертва обстоятельств, а… хозяин

положения. Нет. Хозяин этой квартиры. Даже владелец этого дома, этого

милого, уютного пансиончика. Какой бред. Ты хочешь сказать, что по

адресу, которому соответствует телефон Валентина, никто не проживает?

Под кровати заглядывал?

– Там нет мебели.

– Ты воспользовался коллекцией Пашеньки-ключника, чтобы проникнуть

в квартиру?

– Меня впустили. Помещение сдают под офис. Я уточнял. Дом недавно

отстроили, и именно эту квартиру еще никто не занял. Валентина там

никогда не было.

Полминуты мы просидели в молчании, и я разрыдался.

– Ты чего? Дружок, что с тобой?

– Не зови меня дружком, идиот. Так кличут свои членики прыщавые

американские подростки. Где мой Валентин? Отдайте мне его.