изучали собственно религию в виде тайных учений, о которых я уже

говорил. Именно избранные зарабатывали, как бы выразился профессор,

бессмертие и всю свою жизнь отдали на поиск духовной мудрости. Вполне

может быть, что религия как контролирующий орган – их задумка, жрецы в

некоторой степени синонимичны современным правителям, хотя

последние не идут с ними ни в какое сравнение. А современность. В наши

дни общественная религия потеряла свое влияние под натиском

технологий и меркантильных знаний. Боги не ушли, их просто-напросто

уволили. Тайные же учения будут существовать всегда, помогая по-

127

настоящему нуждающимся искать единственно правильный путь. Все не

так страшно, как малевали твои чудики в Португалии. Только вот общество

стало действительно бездуховным. С этим побегом божественных

сущностей стала невозможна массовая духовная энергия, которая, скорее

всего, вырабатывалась в прошлом. Как патриотизм, это ведь в сущности

массовая энергия, а вот духовная массовая энергия больше невозможна.

Наверное, мир, вернее, наша планета лишилась своеобразной подпитки.

Больше не будет перезарядок. Мы катимся к полному уничтожению. Я

предполагаю, именно это и пытался мне объяснить сумасшедший ученый,

но наткнулся на стену скепсиса и цинизма.

– Такая уж ты и стена.

– Я мог бы удержать его.

– Почти месяц прошел. Глупо переживать теперь. Это дешевые эмоции.

– Да, ты прав. Все равно он мне до сих пор глубоко не симпатичен, этот

профессор.

Я хотел попросить Диего переспать со мной, но быстро передумал.

– Проваливай отсюда. Мне нужно отдохнуть.

– Только не лезь в бутылку.

– Никогда не понимал, как они запихивают в них свои кораблики. Вали,

вали отсюда. Очень люблю тебя, Диего.

Чтобы не пачкать единственного друга, провести со мной ночь я

разрешил веселому Шурику. До этого был какой-то наркоман из компании

Борщика, который очень хотел трахнуть меня в задницу и в результате

получил по морде. К сожалению, ему это понравилось, и остаток ночи

пришлось тратить силы на шлепки. Еще он попросил, чтобы я делал ему

минет, стягивая мошонку шнурком. Тем временем он положил на лицо свои

трусы и жадно втягивал носом нечистоплотный запах. Грязь, какая грязь.

Ваня тоже порывался заслужить внимание, но неожиданно начал

раздражать меня своим побитым видом и опущенным взглядом. Я ему

хорошенько нагрубил и нисколечко об этом не жалел. Еще в моей постели

засветились совсем безбородый первокурсник – будущий налоговый

инспектор, и непризнанный, нефинансируемый кинорежиссер с глубоким

шрамом через все лицо – оба почему-то с обрезанием. Казалось, спермой

я отчаянно гнал от себя всевозможные страхи или пытался восстановить

потраченную на болезнь энергию.

128

Шурик очень смущался. Напускал серьезный вид (бессмысленное

занятие в темноте), жался в угол, будто это я его уговаривал делить со

мной ложе, а не он попросил, шептал непростительные глупости.

Несколько поуспокоившись, начал декламировать сочиненную им в школе

юмористическую пьесу. Не стоит уточнять, что мои вежливые

поддакивания очень скоро сменились тяжелым храпом, благо, болезнь

оправдывала, а ритуал оральных радостей состоялся только утром, когда

отнекиваться было уже абсурдно. Чувствовать себя соблазнителем на

самом деле очень смешно. Я сосал красивый, какой-то компактный член

Шурика и громко шмыгал носом.

Утренние сумерки. Подползала, подползала, наступила весна. Я выгнал

очередного любовника из комнаты и подошел к зеркалу в шкафу.

Наверное, я красивый, хотя мое тело мне никогда не нравилось. Засохшие

корки спермы на шее. Я нежно провел ладонью по лицу, шепча:

– Убейте меня. Пожалуйста, убейте меня.

Какого черта мне понадобилось слушать несуществующую станцию

1017АМ, наверное, навсегда останется загадкой. Тем не менее, я

выпросил наушники у Шурика и как будто присосался к радиоприемнику,

часами выслушивая постоянно меняющееся шипение и гудение