Шрифт:
–
Зачем?
–
Языческий культ. Чтобы боги были милыми. Вы знаете о вспышках коровьего
бешенства в этом районе?
–
В прошлом году в Вяртсиля много домашнего скота погибло от ящура. По-моему, с
финской стороны тоже.
Все так же хмурясь, Орвокки кивнула.
–
Считается, что бобров приносят в жертву языческим богам. Чтобы они не гневались и
не наслали новую эпидемию ящура или птичьего гриппа.
–
Лично я никогда не слышал о подобных жертвоприношениях, - сообщил Яков. – Разве
в языческих культах жертву приносят не на костре? И потом мне казалось, что это ягненок,
какое-то животное из домашнего хозяйства. Зачем приносить в жертву дикое животное?
–
Я с вами согласна, Яша. Мне это тоже кажется нелогичным. Но речь может идти о
местном, современном культе. В Финляндии некоторые люди говорят, что болезни на
домашний скот насылают силы леса, а ведь бобры портят лес, и поэтому именно их кто-то
решил приносить в жертву.
–
Это известное финское поверье?
59
–
Нет. Все это только слухи. Люди любят говорить. Я изучала специальную литературу
и не обнаружила никаких упоминаний о бобровых жертвоприношениях. Но, вы понимаете,
это не мешает какому-нибудь сумасшедшему изобрести собственный ритуал.
–
Если так, жертвоприношения ведь выгодны только тем, у кого есть домашний скот?
–
Очевидно.
– Но Пиенисуо очень бедная деревня, - объяснил участковый.
– Там есть только одна
женщина, которая держит коров. Двое-трое держат домашних птиц. Но все это очень старые
люди, и я не верю, что они стали бы заниматься подобными делами.
– Вам все равно надо с ними поговорить, - мягко напомнила Орвокки. – Кто-то может
платить определенным людям за жертвоприношение, необязательно деньги, а те уже ловят и
убивают бобров.
–
Дааааа, - растянул Яша, почесывая в затылке. – Удивительные дела творятся…
–
И дети, - офицер финского отделения Интерпола подняла указательный палец правой
руки. – Давайте найдем и расспросим детей, которые построили шалаш.
Этим они и занялись после того, как Орвокки внимательно осмотрела место
предполагаемого жертвоприношения и сделала какие-то записи в блокнот. Правда, работа не
помешала ей время от времени отвлекаться на Яшу и слать ему короткие улыбки.
«Довольно кокетливые, как ему кажется. Он хочет в это верить»
Назад – через болота, по чавкающей и недовольно сморкающейся гати, по лесной тропе
бодрым шагом – скоро уже показался крайний участок Пиенисуо.
Когда-то деревня, возведенная в отдаленной и необжитой местности для работников
лесопилки, процветала и радовала своих жителей, но сейчас об этом напоминало…… что?
Лесопилку, независимо стоявшую в отдалении, давно закрыли, от нее осталось лишь одно
название да пара сгорбившихся бараков, так что Алексей Николаевич Лебедев, в прошлом
инженер местного предприятия, метивший в директора лесопилки, не столько охранял
заброшенную территорию, сколько доживал теперь здесь свой век, – в жалком хозблоке за
компанию с ископаемого вида кроватью и понурой буржуйкой. Местная ребятня свято
верила, что сторож питается не человеческой пищей, а стопками отсыревших газет и
журналов, которые он делил с печкой, а, может быть, даже и со своей кроватью, похожей на
гигантскую испачканную болонку.
Основную часть деревни Пиенисуо поглощал лес, меньшая ее половинка располагалась на
берегу Салмилампи, однако из былых пятидесяти с лишним дворов жилыми к 2008 году
остались всего четыре. Большинство деревенских жителей покинуло Пиенисуо еще в
прошлом столетии с закрытием лесопилки (кто нашел работу в Вяртсиля и Сортавала, кто
перебрался в Анонниеми), и дальнейшую судьбу деревни легко было предсказать – как
умрут последние хозяева (съезжать из них никто не планировал), Пиенисуо окажется в
негласном списке тех молчаливых устрашающих сёл-призраков, которых так много сегодня
в разных уголках Карелии.
Но и с оставшимися жителями село мало чем отличалось от кладбища. Пока еще слабо