Одинокий прохожий
вернуться

Раевский Георгий
Шрифт:

«Цветок достаточно на свет…»

Цветок достаточно на свет Поднять и посмотреть, — И сразу проступает в нем Тончайших жилок сеть. Уж так он, кажется, всегда Смиренен был и прост, И прятал средь густой травы Свой неприметный рост. Но в синей чашечке его В четыре лепестка Сейчас такое торжество, И так она тонка, Как тихое твое лицо, Когда средь суеты, Среди земного шума — вдруг Задумаешься ты.

«He отдам тебя, даже во сне!..»

He отдам тебя, даже во сне!.. Кто отдаст свое детище? — Даже Зверь спасает из чащи в огне И стоит у берлоги на страже; Даже ворон своих воронят Защищает и до крови бьется. Не отдам!.. Утро: листья шумят; Зазвенело ведро у колодца… Хоть бы хлынула с силой вода, Хоть бы хлынул огонь мне навстречу, — Все равно, не отдам никогда, Что бы ни было, — жизнью отвечу.

«Как в раннем детстве, в день весенний…»

Как в раннем детстве, в день весенний, Мы радуемся и теперь, Пять лепестков найдя в сирени, — Как будто распахнулась дверь, Или окно приотворилось От ветра, или просто так, — И что-то легкое случилось. Как знать? Быть может, это знак, Которым хочет провиденье Отметить благосклонный час, Благоприятное мгновенье; Оно как бы торопит нас, Покуда день не потемнеет, И к сердцу не подступит мгла, И эту звездочку не свеет Порывом ветра со стола.

«Как беден мир и мрачен…»

Как беден мир и мрачен, Невесело в нем жить. А ведь могло иначе, Совсем иначе быть. Певучею рекою Мог быть болотный пруд, Где ветлы над водою Торчащие растут, — Певучею рекою, Большие облака И небо голубое Качающей слегка. Но жаворонок светлый Без солнца не поет, В покрытом снегом поле Пчела к цветку не льнет. Лишь человек во мраке Идет, раскрыв глаза, Под резким ветром стынет Невольная слеза. 1942

«Озлобленных и позабывших…»

Озлобленных и позабывших, Куда ведет нас путь земной, В себе надменно исказивших И замысел и образ Твой, Таких, как есть, о Боже Вечный, Помилуй, сохрани в живых, От мрака гибели конечной Спаси отчаянных Твоих.

«О, сколько раз, при виде дикой злобы…»

О, сколько раз, при виде дикой злобы, Что черной бурей в мире поднялась, Ты закрывал глаза руками, чтобы Не видеть ничего. О, сколько раз Ты говорил: нет, не могу, не время. Мне трудно петь, мне стыдно ликовать: Земной душе невыносимо бремя Такой вражды!.. — И каждый раз опять, Невидимою выпрямленный дланью, Ты слышал властный голос над собой, Подобный ветра сильному дыханью; Он отвечал тебе: Живи и пой! 1941

«Tы доволен, спокоен, беспечен…»

Tы доволен, спокоен, беспечен, И богат твой удачный улов. Оглянись: надвигается вечер, Уж во мгле не видать берегов. Может ветер внезапно подняться, Может черный нахлынуть туман, Мачта рухнуть и парус порваться, Может в дикий, глухой океан Унести твою лодку волнами, И никто не узнает, — куда; Может с силою бросить о камень, С темным пеньем ворваться вода.

«Ночью долгой и бессонной…»

Ночью долгой и бессонной В комнате неосвещенной Тускло зеркало блестит, Глухо маятник стучит. Смотрит сумрак первобытный, Смотрит в темное окно. Господи, как беззащитно, Одиноко и темно! И ни с кем не поделиться, Не открыться никому, Почему тебе не спится И томишься почему. Ни ответа, ни привета!.. Долго ль ждать еще рассвета? — Не спасет тебя рассвет: Ночью надо дать ответ.