Спотыкаясь, цепляясь друг за друга, они с трудом спустились к ближайшему селению. Еле добрались до первой, вынырнувшей из снежной пелены хижины — жилища старика Мухаммеда. Тот радушно принял нежданных гостей, обогрел их, накормил, уложил спать. Наутро жители селения отправились на перевал, откопали из-под снега машину, расчистили трудный участок дороги. Старик с достоинством отказался от предложенных Жераром денег, но часы взял: на память.

С тех пор прошло почти десять лет. Однако Жерар не забыл оказанной ему услуги, он вообще старался поддерживать по возможности хорошие взаимоотношения с простым людом. У него мелькнула мысль как-то помочь старому Мухаммеду, и это было бы весьма кстати, принимая во внимание неудачу с жилыми домами.

Закурив толстую сигару, Жерар осведомился:

— Вся твоя семья здесь?

— Все, — отозвался Мухаммед. — Нет только старшего сына.

— А где он?

— По ту сторону гор…

Из машины высунулся Шарль.

— Мсье Жерар, мы отправляемся!

Жерар заторопился.

— Собери свою семью, я вас освобожу.

Старик покачал головой.

— Не хочешь?.. Отказываешься?!

— Я всю жизнь прожил с этими людьми, — сказал Мухаммед, кивнув на толпу. — Куда я пойду от них? Если имеете власть, освободите весь народ, а не одного меня…

Жерар круто повернулся и зашагал к машине, оставив за собой плотное облако сигарного дыма.

В роскошное поместье Шарля гости прибыли к обеду. Собственно, роскошным был сад с редчайшими цветами и деревьями, собранными чуть ли не со всего земного шара. Прелестные тенистые беседки, увитые зеленью и обсаженные благоухающими цветами, подстриженные изумрудные лужайки, искусно декорированные бассейны, выложенные цветным мрамором, с островками и гротами — всё было строго продумано и отлично вписывалось в окружающий пейзаж. Только одноэтажный, сложенный из крупных серых камней приземистый дом казался массивным, на редкость мрачным и неуютным.

Измученные, удручённые дорожными происшествиями гости тотчас разошлись по своим комнатам.

Впечатлительная Малике выглядела особенно утомлённой и несчастной.

Ришелье подошёл к ней.

— Вы очень грустны, мадемуазель. Могу ли я чем-нибудь вам помочь?

— Я всегда такая, — устало ответила Малике.

— Неправда. У себя дома вы были очень оживлены.

Малике промолчала.

— Сказать, в чём причина вашей грусти?

— Скажите.

— Вы печальны потому, что здесь нет доктора. Разве не так?

Вместо ответа Малике спросила:

— Кто были те люди, которых конвоировали солдаты? Чем они провинились?

Вопрос неприятно поразил генерала.

— Они помогали партизанам, — ответил он суховато.

— И дети тоже… помогали партизанам?

— Что делать, мадемуазель, когда в лесу случается пожар, горит не только сухостой, горят и здоровые деревья. Война — тот же лесной пожар.

Шарль всеми силами старался рассеять грустное настроение гостей. Устроил пышный обед на открытом воздухе, после обеда катал их на катере по морю, показывал свой изумительный сад.

Погода стояла тёплая. Блестящие плотные листья деревьев чуть трепетали от лёгкого морского ветерка. Лила и Малике отстали от других и медленно шли по розовой аллее сада, вымощенной серыми плитами, между которыми пробивалась трава. Арки, увитые плющом, образовали над головой плотный зелёный шатёр, розы всевозможных оттенков — от темнокрасных, как запёкшая кровь, до бледно-розовых и белых — источали тончайший аромат.

— Тебе надо научиться скрывать свои чувства, — говорила Лила, припадая губами к нежным лепесткам розы. — Оставь войну мужчинам, наше дело — любовь… — добавила она, грустно усмехнувшись.

Лилой владело смешанное чувство… Она ревниво следила за каждым шагом генерала, который при посторонних держался с нею корректно и очень осторожно. Умом Лила оправдывала Фернана, но сердцем… Ей, искушённой в любовных интригах, избалованной поклонниками, хотелось, чтобы он совершил ради неё какое-нибудь безрассудство. И когда Ришелье преподнёс ей розу, сердце Лилы часто, неровно забилось, она на секунду закрыла глаза, представив себе блаженство той ночи… И всё же генерал чем-то отпугивал опытную светскую львицу. Она всё время чувствовала, как давит ей грудь комочек какого-то непонятного страха перед ним. Неглупая от природы, Лила понимала, что под внешней оболочкой обходительного, галантного и влюблённого мужчины существует другая, которую лучше не срывать.

— Беззащитные женщины, дети… Они не выходят у меня из головы. Неужели это и есть война? — с удивлением и ужасом говорила Малике. Лила отрешённо кивала головой.

Наконец, оторвавшись от своих мыслей, Лила спросила:

— Я слышала, генерал предложил доктору Решиду пост мэра. Это правда?

— Правда.

— О-о!.. А он?

— Отказался, — с печалью в голосе ответила Малике. — Видно, ты, Лила, и мама правы — не любит меня Ахмед…

Лила едва скрывала радость. Странно, но в ней каким-то образом уживалось влечение к Ришелье и чувство тоски по Ахмеду, вернее мечта о нём, которую она гнала прочь и не могла прогнать. И всё же Лила подавила скрытую радость: уж кто-кто, а она-то знает, как далеко от неё доктор Решид.