Шрифт:
–?Оставьте меня! Оставьте меня! Я так не хочу! – отчаянно молила Ленита прерывающимся голосом, задыхаясь, силясь вырваться – и все же ее удерживала неодолимая жажда забыться и отдаться.
Вдруг у нее подкосились ноги, руки бессильно упали вдоль тела, голова повисла – и она перестала сопротивляться, сделалась слабой, мягкой, пассивной. Барбоза поднял ее могучими руками, повалил на кровать, лег рядом, обнял, навалился мощным торсом на ее нежные груди, припал губами к ее губам.
Она не противилась и, будучи в бессознательном, полуобморочном состоянии, едва отвечала на жаждущие, трепетные поцелуи.
Время шло.
Барбоза не мог поверить в то, что происходит.
Разуверившись в женщинах, расставшись с женой, мизантроп, он оставил мир, уединился со своими книгами и научными приборами в медвежьем углу, на фазенде в сертане. Он покинул общество, изменил привычки, сохранив только, как реликвии прошлого, чистоплотность и опрятность в одежде. Жизнь у него протекала в ученых занятиях и размышлениях. Казалось, вот-вот он достигнет той спокойной ясности духа, о которой говорит Плавт, только при чтении книг – в разговоре с живыми и мертвыми. И вот, волею неисповедимой судьбы, на пути у него появляется молодая, красивая, умная, образованная, благородная, богатая девушка. И эта девушка влюбляется в него, внушает ответное чувство к себе – и вот он пленен и повержен. Мало того – вопреки всем ожиданиям, она совершает невероятный и абсурдный поступок, заявляется к нему в спальню, будит его и отдается ему... Она у него в объятиях – томная, безвольная, снедаемая вожделением, а он ласкает и целует ее... Но больше он ничего не может сделать! Не то чтобы его удерживали предрассудки, которых у него нет, или боязнь последствий, которых он уже не боится. Удерживает его неожиданный нервный срыв, физическая невозможность. Тщетно силится он сконцентрировать волю, чтобы успокоить нервы и подготовить организм...
Ощущая всю нелепость и смехотворность своего положения, он чувствует, как его прошибает пот, что руки у него похолодели,– и разражается рыданиями. Обезумев, он отталкивает Лениту и впивается себе в грудь ногтями.
–?Не могу! Не могу! – отчаянно стонет он.
Они поменялись ролями. Ленита почуяла какую-то холодность и отчужденность, но причины она не понимала и даже не подозревала о ней. В исступлении сладострастия, которое изменило ее до неузнаваемости, превратило в бесстыдную вакханку, в похотливую самку, Ленита вцепилась в Барбозу, обхватила его руками и ногами, как осьминог обхватывает жертву. Жадными, горячими губами она тянулась к его губам. В необоримом порыве чувственности она кусала ему губы, целовала гладкую поверхность зубов, сосала язык...
От наслаждения она учащенно, жарко, порывисто дышала. Ее наслаждение было интенсивным, исступленным, но... конечно же, неполным, ущербным.
А Барбозе хотелось встать, взять пистолет и размозжить себе череп.
Но мало-помалу спокойствие восстановилось. Барбоза почувствовал, что кровь спокойнее заструилась по жилам, что сладостное тепло разливается по всему телу, что плотское влечение пробуждается и настойчиво требует своего.
Мигом избавился он от минутной слабости и ощутил себя сильным и мужественным.
В неистовом порыве похотливого самца – более того, мужчины, стремящегося избавиться от унизительной слабости, Барбоза вновь перешел в наступление, сжал девушку в объятиях и зарылся головой в шелковистую и ароматную волну ее распустившихся волос.
–?Ленита!
–?Барбоза!
И победоносный поцелуй подавил жалобный крик девушки, расстающейся с девственностью...
Последовала буря необузданных, хмельных, исступленных ласк. Тела сближались, сплетались, становились единым целым. Плоть входила в плоть. Содрогание отвечало на содрогание, поцелуй на поцелуй, укус на укус.
Посреди этой бури наслаждения то и дело раздавались сдавленные крики, сладострастные стоны, утомленное, учащенное дыхание.
После долгого, глубокого вздоха последовала продолжительная тишина.
За нею вновь началась жаркая, яростная, животная, исступленная борьба...
В оконную щель пробился лучик света.
Настало утро.
–?Пусти меня! Пусти меня, Барбоза! Мне надо идти – светает уже.
–?Нет, нет! Погоди! Это луна светит, а не солнце.
–?Нет, я пойду! Пусти меня, пусти!
Сделав резкое усилие, Ленита высвободилась из объятий Барбозы и встала с постели.
В проеме полуоткрытой двери на мгновение промелькнула неясная тень. Потом и она исчезла.
Барбоза поднялся, быстро оделся, вышел из комнаты, запер дверь и положил ключ в карман.
Ленита у себя в спальне услышала его гулкие, удаляющиеся шаги.
Девушку лихорадило, голова у нее пылала и кружилась. Перед глазами непрестанно возникали светящиеся круги, без конца расширявшиеся и переливавшиеся всеми цветами – от темно-зеленого до медно-красного. Горло горело, губы потрескались.
В пустой комнате Барбозы лучик света, пробивающийся сквозь щель окна, упал на растерзанную постель. На смятых простынях виднелись свежие, влажные, алые пятна крови.
Глава XV
–?Какое чудесное утро! – воскликнул полковник, приближаясь к входной двери.– Погодка замечательная! Эй! Жасинту!
–?Что прикажете, хозяин? – отозвался старый негр.
–?Где народ?
–?Рис собирает, хозяин.
–?А Мандука где?
–?Сынок ваш велел оседлать рыжего коня да в город поскакал.