А моя подруга забрала алую жизнь у женщины, чье сострадание превозмогало разум и чья жертва крови удивительным образом дала Стелле понять, что именно произошло между мейстером и сэнией Марджан-Гитой семь лет – или семь столетий – назад.

Когда же мы вернулись к самим себе и своей разделенной сути, настало время решать.

– Ну да, нам было хорошо на Полях Блаженства, – говорил я ей, – однако это закон, что всё хорошее со временем уходит.

– Какое наше время, – отвечала она, то всхлипывая, то смеясь, – совсем короткое! – Я так боюсь, что оно свернется в точку… Как это говорят нынешние звездочеты? Схлопнется?

– Ну, мы из него выберемся, а дальше – оно или падет без нас, или без нас выстоит.

– Об Рутене я не беспокоюсь. Найдутся ему блюстители. Но за что всё это тебе ? За историю с сэнией Марджан? Так ее не ты сотворил, а твой мейстер, а развязывать придется вообще нам обоим. Нет – всем нам пятерым…

На эти слова ей ответил не я, но возникший в дверях опочиваленки Готлиб:

– Что поделаешь! Приходится платить не за то, что мы совершили, а просто за то, что мы есть в этом безумно расчлененном мире.

– За то, что мы живем в нем, – подтвердил священник.

– За то, чем мы являемся в глубине своей сути, – продолжила дама Марион, встав рядом со своим милым другом.

И вот пилигримы снарядились и вышли из дома.

Мимо струилась беспечная, многоцветная, взрывчатая жизнь, а мы шли против ее течения, будто сильные рыбы, и она спадала с нас прозрачным и призрачным покровом, как вода здешнего фонтана. Впереди я и моя девушка, сзади – трое пришлецов.

Мы уже выбрались из разноцветного спектра здешних красок, звуков и цветов, уже вплотную подобрались к переправе, когда…

Из-за прибрежных кустов на нас стремглав вылупилась жуткая тварь.

Широкое упитанное тело в редких клочках рыжевато-серой шерсти.

Длиннейший голый хвост с пышной кисточкой на конце, который яростно хлестал тварюгу по бедрам.

И целых три усатых и полосатых рыла, чьи пасти были утыканы острейшими белыми зубами, а зеленые глазищи горели адским алым огнем.

На слове «адский» я почти сообразил ситуацию.

Это был здешний вариант Кербера, трехглавого пса, чьим делом было не выпускать пленные души из места их обитания.

Только его мамочку, похоже, отоварил знаменитый Чеширский Кот.

Наша процессия слегка затормозила и даже попятилась, хотя по виду Странников не сказать было, что они так уж сильно испугались.

И тут моя рука нащупала в кармане… потеплевший от моего тела ошейник.

Я вынул его и покрутил перед носом трехглавого котяры.

– Вот, – сказал я. – Твой скромный родственник по имени Грибо посылает тебе большой горячий привет. Такой большой и горячий, что мы еле до тебя донесли. Примешь?

Он… Да! Он кивнул одной башкой и склонил перед нами все три. Я торжественно надел на среднюю шею Грибово колье, почти не удивляясь тому, что оно без труда налезло.

А после того Триглавец нас пропустил. Всех пятерых.

– Ты хорошо читал легенды о Финне, древнем предводителе фениев, – с удовлетворением в голосе заметил Готлиб, когда мы уже оказались на противоположном, вестфольдском берегу. – Как его отдали на растерзание псу, а он покорил того, лишь показав ошейник песьего братца, что состоял у Финна на службе.

– Да, – с удовлетворением в голосе сказала Марион, – наш избранник умеет превращать нереальность одного рода в реальность другого. А теперь давайте попрощаемся с ним и его милой.

– На мы же не знаем, куда идти! – робко запротестовала Стелламарис. – Кольцо это ваше…

– Твой кавалер будет почище самого Орфея. Уж если из ада вывел, то в раю как-нибудь да сориентируется, – ответил ей Готлиб.

– И да пребудет с вами благословение Божие! – кардинал поднял руку кверху – и отчего-то не перекрестил нас, а помахал белой ладошкой: взад-вперед и потом в обратную сторону.

После того, как нас обоих, будто блох, вытрясли из ласковой перинки Элизиума, проблемы начались буквально сразу. Мне-то было хорошо: давний подарок моей милой в два счета преобразился в суровую комбинацию камзола, плаща (с рукавами, но мало напоминающего современный рутенский), обтяжных штанов до колен и мягких сапог со шпорами, которые, по-моему, означали принадлежность к среднему воинскому сословию. Вот еще бы в карманах что-нибудь позванивало…