– Хельмут! – говорит мне из-за плеча Грегор. – Этих выпуклых головок на поперечине ведь точно вчера не было. Я не такой слепой, каким кажусь.

Зато вот я… как раз это самое.

Вверху тонко проработанное женское личико как бы сплетает свои кудри с кроной волшебного дерева. Внизу… да мне и переворачивать клинок не надо, чтобы угадать свой скульптурный портрет в серо-стальных тонах. И надпись. Вот ради нее я наполовину выдвигаю острую сталь из ее влагалища, переворачиваю кверху «мужской» стороной и читаю: «Всякий раз, опускаясь вниз…»

Довольно.

Говорят в Вестфольде: глянул на тебя староста – шей торбу, суши сухари. Этим я не занимался, однако длинный холщовый чехол на Гаокерен соорудил. Или – Торригаль? Как теперь называть меч-оборотень – не знаю.

А наш Мастер-Оружейник пришел ровно через сутки и в совершенно невообразимом наряде: темно-бурое какое-то платье метет мостовую, голова укрыта черной вдовьей шалью. С постели нас с Грегором подняла, безумица. Да уж, приходит она редко, зато метко. Нисколько не чинясь…

– Теперь слушайте, господа мои, – приказала с ходу, – и очень внимательно.

Краснобайством она никогда не отличалась, зато мы с монахом поняли всё зараз и на всю оставшуюся жизнь. И касалось это вчера рожденного мальчишки.

Как можно легко догадаться, граф Рацибор взял жену из-под покойного Олафа непорожней. Пока согласовывали объем приданого, пока шел траур, то, се – пузо уже подкатило под самый нос. Выждать еще малость, пока не разродится? Да политическая обстановка в стране знаете, какая нестаби… Непрочная, в общем. Признать своим, тем более что расхождения в сроках почти что нету? О, да это ни в какие рамки не помещается. А высокородный гонор куда девать? А завоеванное Олафово наследство кому скормить – его же исчадию условно мужеского пола, так, что ли?

В общем, крепко поспособствовали решению каверзного вопроса те самые черные пшеничные рожки, что повивальные бабки используют для ускорения родов и – очень кстати – для изгнания крупного плода. Я это знал и спорынью тоже применял, но с умом. Не на шестом месяце, уж точно.

Ну, повенчали молодых расчудесно, а потом лекари признали у новобрачной неизлечимое бесплодие. Выкидыш за выкидышем.

– А когда уже дело почти дошло до расторжения брака… До ходатайства перед кардиналом-епископом…

– Тогда появились рутенцы, – продолжала Йоханна. – Белые колдуны, как их называют. И предложили госпоже Розальбе укоренить в ней уже оплодотворенное и подрощенное яйцо. Такое, чтобы ей почти невозможно было его скинуть.

– О чем-то похожем я слышал, – с важностью произнес мой Грегориус. – В принципе, но отнюдь не на практике. Заменительные матери. Типа живой шкатулки.

– Сказания о богах и героях вы слыхали, милейший, – вздохнула Йоханна. – Или байки из склепа.

– Только этот младенец благополучно созрел, – продолжил я. – Вопреки всем природным установлениям.

– И успешно родился по милости вас обоих, – закончила наша собеседница. – Семимесячным, но вполне доношенным. Появился на свет поперек судьбы, как вовсю о нем судачат.

– Герцогиня что, пошла на эту авантюру без благословения мужа и свекра? – спросил я.

– Одного свекра.

Который уже торопится ухватить Вробург всей своей мощной дланью, чтобы укрепиться на случай своего же мятежа против умирающего владыки. И тащит за собой обоих отпрысков мужского пола – среднего и младшего.

– Ох, мейстер, – возникает прямо передо мной жутко переполошенный Грегор. – Ведь этот малыш теперь не просто наследник нашего Вробурга, а в случае победы «ястребов» – первый из внуков короля Франзонии. Старший сын, то есть Оттокар-юниор, как-то не по правилам женился – на мелкопоместной, что ли, – и теперь майората не примет. Рацибор следующий по порядку.

Да черт с ним – рассусоливать тут о правах и обязанностях! Главное – моему крестнику грозит опасность. И нешуточная.

– Слишком много обстоятельств наложилось друг на друга, – кивает Йоханна в ответ на выражение моей кислой физиономии. – И вас обоих, мои милые спасители, уже готовы прилюдно ославить колдунами. Ведь на памяти горожан еще никому это не удавалось – извлечь застрявшего младенца, не убив матери.

Тем более, что уж его никто не хотел иметь живым… Разве что Розальба. Да или нет?

– Вот мы сразу и принесли Ортоса к вам, – неожиданно заканчивает моя собеседница. – Потому-то я в этих жутких тряпках…

Известие так по мне ударяет, что я наотрез отказываюсь понимать бабскую логику.

– Ну, глупо же, когда малого ребенка волокут двое мужчин. Отец и мать, старший брат и кормилица – это еще хоть в какие ворота пролазит… – продолжает Йоханна.

– А второй – это твой молочный братец, что ли? Арман?