словно чую беду,

что вернусь – и ни города,

ни тебя не найду…

Переведи это девушке, сынок. Тоскую. Целуй ее за меня. Назым

Я еще не пришла к тебе тогда, а ты уже боялся меня потерять. И все больше, все острее, все мучительнее. Хорошо. Бойся и не отпускай. Незачем нам расставаться. Мы вместе, как всегда, муж мой.

Вот и я. Вчера слушал твой голос и был самый счастливый человек в мире. Все время думаю о нас: о тебе и обо мне. Я вернусь и обязательно научусь хорошо, по падежам писать по-русски. Любить тебя так и не писать об этом по-человечески, с ума можно сойти! Ты, милая, понимаешь, что я пишу? Я если совсем не заболею – 15-го уезжаю отсюда, т. е. в понедельник, в понедельник! И вот. Пиши, меня не забывай. Иногда, т. е. каждую минуту думай обо мне. Целую, радость моя.

А вот – открытка на студию, очередная добыча моего кадровика. Всего несколько слов.

Привет всем. Хороший город Варшава, но Москва лучше всех.

А в этом конверте шуршат стихи. Они называются турецким словом «хасрет» – тоска. Первое слово, которое я запомнила на твоем языке. Так приятно, что в этом слове я и твоя далекая родина однажды соединились.

Сто лет не видел твоего лица,

не обнимал тебя,

в глазах твоих не отражался,

не задавал вопросов белизне ума,

к теплу твоих колен не прикасался…

Сто лет меня ждет женщина одна,

мы с нею как два яблока теснились

на яблоневой ветке,

а потом

упали с дерева

и раскати лись…

И между нами

время —

во сто лет,

дорога —

во сто лет,

и в полутьме я

той женщины

ищу повсюду след,

сто лет ищу,

сто лет бегу за нею…

Назым

Ко мне на студию несколько дней подряд летят открытки от тебя из Праги:

Привет из Праги. Она так будет выглядеть, когда ты приедешь, чтобы смотреть нашу пьесу. Тауфер уже начинал перевести. Привет Рае и всем друзьям в студии. Целую всех и тебя. Назым

Вера! Вера, Вера! Привет. Вот еще раз Прага. Здесь вчера смотрел интересное зрелище. «Латерна магика». Может быть, они поставят нашу пьесу. Привет друзьям. Целую.

Прага

Все благополучно. Уже тоскую, т. е. все время. Скоро

вернусь. Привет всем. Целую всех и тебя.

Лейпциг

Вера, любимая моя. Получил от тебя еще одно солнце, т. е. (нарисовано солнце), и у меня в сердце, т. е. (нарисовано сердце) сделалась, как весенняя ветка, т. е. (нарисована ветка в цветках). Как я люблю тебя, этого ты не можешь представить себе. Хорошая, умница моя. Я обязательно учусь по-русски писать. Я даже в Москве каждый день буду писать тебе письма. Без тебя мир для меня (нарисован земной шар в огне) вот так. Читал тысячу умноженную на тысячу раз твои старые письма. Вчера ночью твой голос был очень грустный. Я до утра (нарисован открытый глаз) не спал, не закрыл глаз. Ты очень устала, и я не могу помогать тебе. Радость моя, хочу тебе сказать самое Важное, то, что не сказал во всю свою жизнь: я люблю тебя.

И твоим мелким почерком аккуратные строчки стихов:

В объятиях моих вы голые —

город, вечер и ты.

Ваш свет бьет в лицо мое,

это волосы

пахнут так

или цветы?

Чье-то сердце стучит

над голосами,

над нашим дыханьем —

тук-тук.

Это чье?

Города,

вечера

или твое?

А может быть, мое?

Где кончается вечер,

где начинается город?

Где кончается город,

где начинаешься ты?

Ощущаю

под кожей своей

ваше тепло,

тепло наготы.

Ваша кровь в моих жилах

смешалас ь

с кровью моей…

Вы во мне —

город, вечер и ты.

Тогда я еще не знала, что стихи пишутся трудно, а особенно выношенные, выстраданные. А ты посылал их мне много, по нескольку в одном письме.

В эти знойные дни

думаю о тебе.

О твоей наготе,