Об отсутствии намерений Сталина сделать из де Голля «еретика» уже говорит образный факт. Когда после завершения переговоров, рассчитывая пригласить Сталина во Францию, генерал спросил: «Приедете ли вы повидать нас в Париже?» – то Сталин завуалировал свой отказ в житейскую форму. «Как это сделать? – философски ответил он. – Ведь я уже стар. Скоро я умру…»

Сталин понимал второстепенность роли Франции в формировании послевоенного мира и не горел желанием посетить эту страну. Но, видимо, в этом откровенном признании был и элемент усталости, которую он ощущал, неся на протяжении многих лет каждодневные тяготы войны, связанные с величайшим напряжением сил и требующие огромной самоотдачи.

Мировая война, начавшаяся более пяти лет назад, вступала в стадию завершения. На повестку дня вставала тема о послевоенном переустройстве Европы. Наступил момент, когда на чашах весов следовало соразмерить вознаграждения держав антигитлеровской коалиции от предстоявшей победы. Вопрос о необходимости новой встречи глав союзных государств первым поднял президент Рузвельт. Еще 19 июля 1944 года он написал Сталину: «Поскольку события развиваются так стремительно и так успешно, я думаю, что, возможно, в скором времени следовало бы устроить встречу между Вами, премьер-министром и мною».

На следующий день с подобным предложением к советскому вождю обратился и Черчилль. В своем ответе на последовавшие друг за другом два послания британского премьера Сталин 26 июля выразил удовлетворение августовским конвоем, за которым «должен последовать, как Вы пишете, новый цикл конвоев».

Говоря о новом совещании «Большой тройки», он отметил: «…И я считал бы такую встречу желательной. Но в данное время, когда советские армии ведут бои по такому широкому фронту, все более развивая свое наступление, я лишен возможности выехать из Советского Союза и оставить руководство армиями даже на самое короткое время». После довольно продолжительной переписки наконец была достигнута договоренность о начале встречи в Крыму (в Ялте) 3 февраля 1945 года.

У всего мира боеспособность Красной Армии не вызывала сомнений. И если союзники, застрявшие с июля 1943 года в Италии, – как оказалось, до конца войны, – не сумели полностью овладеть страной, то войска, высадившиеся в Нормандии, заняли за полгода лишь Северную Францию, часть Бельгии и «игрушечный» Люксембург. За это время Красная Армия освободила Украину, Белоруссию, Крым, Прибалтику, Румынию, Болгарию, Восточную Венгрию, Восточную Польшу, заняла часть Финляндии и освободила полтора десятка городов на территории Норвегии.

На торжественном собрании 6 ноября 1944 года, посвященном годовщине Октябрьской революции, Сталин подвел итоги боев за прошедший год и охарактеризовал те «десять ударов», которые впоследствии историки и публицисты назвали «сталинскими».

Теперь его войска располагали абсолютным превосходством над противником. «На четвертом году войны, – отметил Сталин в докладе, – наши заводы производят танков, самолетов, орудий, минометов, боеприпасов в несколько раз больше, чем в начале войны… Советские люди отказывали себе во многом необходимом, шли сознательно на серьезные материальные лишения, чтобы больше дать фронту… Наш народ по праву стяжал себе славу героического народа».

Сталин не преувеличивал. В начале 1945 года Красная Армия имела по отношению к противнику перевес как в количестве сил, так и в вооружении. В ней насчитывалось 7109 тыс. человек, 15 100 танков и самоходно-артиллерийских установок, 15 815 самолетов, 115 100 орудий и минометов. Немецкие войска вместе с союзниками имели 3100 тыс. солдат, 3950 танков и штурмовых орудий, 1960 боевых самолетов, 28 500 орудий и минометов.

В начале ноября 1944 года Сталин рассмотрел в Ставке план военной кампании следующего года. Наступать на Берлин он намеревался по кратчайшему пути – в центре, нанося удар по жизненно важным регионам Германии. Но чтобы создать оптимально выгодные условия для наступления на столицу Рейха, он намеревался растянуть центральную немецкую группировку, лишив ее резервов.

Штеменко отмечает самостоятельное личное руководство Сталиным как подготовительной работой, так и осуществлением всех операций. Правда, в отличие от подготовки плана «Багратион», на этот раз он не собирал командующих на специальное совещание. Для обсуждения деталей операций командующих фронтами вызывали в Генеральный штаб порознь.

«Существенных поправок внесено не было, – пишет Штеменко. – Договорились, что на главном направлении наступление начнется 20 января 1945 года, однако планы операций пока не утверждались и директивы фронтам не давались… Координацию действий всех четырех фронтов на Берлинском направлении Верховный главнокомандующий взял на себя».

Один из сталинских маршалов Конев, участвовавший в завершающей кампании войны, вспоминал: «К концу ноября 1944 года меня вызвали в Москву с планом операции, разработанным командованием фронта. Я доложил его в Ставке Верховного главнокомандования И.В. Сталину… Я хорошо помню, как обстоятельно И.В. Сталин изучал этот план. Особенно внимательно он рассматривал на карте Силезский промышленный район. Здесь было огромное скопление предприятий, шахт с мощным оборудованием… Даже на карте масштабы Силезского района и его мощь выглядели внушительно. Сталин… показал пальцем на карту, обвел этот район и сказал: «Золото».