Локхарт, между прочим, немного подрастерял свой лоск и все чаще появлялся в Большом Зале не при параде: еще бы, попробуй повертеться перед зеркалом, если в нем вместо собственного личика отражается троллья харя, корчащая рожи и распевающая похабные песенки! Рожу папа мне продемонстрировал, но озвучить текст песенок отказался, дескать, мне еще рано о таком знать. Ну и подумаешь... Насколько нам было известно, ни к кому из хогвартского штата Локхарт не обращался - видимо, стеснялся расписаться в собственной несостоятельности как мастера по снятию проклятий. Свое паучье проклятье, кстати, я наложила, но сняла спустя четыре дня: Гилдерой перестал есть, а смерть этого болвана от голода не входила в мои планы.

Паркинсон тоже притихла, как потом оказалось, нашла себе жертву поплоше - Джинни Уизли. Но тогда я еще не знала об этом и наслаждалась затишьем по полной: с головой зарывалась в книги, до звона в ушах летала, бегала по выходным к Хагриду посмотреть на занятных зверушек (зачастую относящихся к третьей и выше категории) и вовсю наслаждалась жизнью. Незаметно подошел к концу первый семестр, и мы разъехались на каникулы, причем Невилл поехал к нам с папой - его бабушка перемудрила с заклятьями для уборки и слегла в Мунго с вениками вместо рук. Разве могла я позволить другу ехать на каникулы к странному дядюшке Августу, вывешивавшего племянника за ногу из окошка? Папа, кстати, не возражал: он считал Невилла разумным и воспитанным мальчиком, никуда не лезущим без спросу (одно из главных, по папиному мнению, качеств). Получив обязательное приглашение от Малфоев мы, не мудруя лукаво, взяли с собой и Лонгботтома. Невилл пришел в совершеннейший восторг от нарциссиной оранжереи, так что все четыре дня, что мы у них гостили, леди Малфой провела в беседах с "юным гербологом". Сириус с Ремусом к нам не присоединились, по-моему, крестный, почуяв вкус свободы, просто пустился во все тяжкие, так как даже на письма отвечал с огромным опозданием и то, подозреваю, после многократных люпиновских напоминаний. Впрочем, о подарках он не забыл, и я получила от него шикарнейший "Нимбус 2000" - кажется, кто-то принял слишком близко к сердцу мою потерю старой метлы. Впрочем, подарку я была рада и немедленно опробовала его на малфоевском квиддичном поле, тем более что Драко выцыганил-таки у отца защитный купол и теперь ни снег, ни дождь были нам не страшны. Невилла же больше заинтересовала газонная травка необычной слизеринской расцветки: сверху травинка, как положено, была зеленой, а снизу - серебристой.

Остаток каникул мы провели, экспериментируя с подаренной мной другу Мимбулус Мимблетонией - растеньицем довольно неказистым, но занятным. Оно смахивало на лысый кактус и мандрагору одновременно, имело зубастый рот и меланхоличный характер, ело все подряд и за пару дней приобрело скверную привычку - по ночам вылезать из горшка, ковылять на кухню и горестно вздыхать перед дверью кладовки. Одолженный Сириусом Кикимер имитировал нервный срыв, и нам пришлось покупать растеньицу клетку для попугаев - с кормушкой и поилкой, и, что самое главное, с крепкими прутьями. Невилл от подарка был в полном восторге и все прикидывал, что будет, если перевести Мимбулус Мимблетонию на мясную диету вместо вегетарианской. Чуя подвох, я строго-настрого запретила ему это делать. По крайней мере, в нашем доме... Хотя эксперимент вышел бы интересный.

Сразу после каникул мое везение закончилось. В первый же день после ужина студенты наткнулись на окаменевшего полукровку Джастина Финч-Флетчли и гриффиндорское привидение Почти-Безголового Ника, неподвижно зависшего в воздухе. Вот уж любопытно, каким заклятьем можно окаменить привидение, если на них не действует ничего, кроме экзорцизма? В общем, угадайте, кто оказался виноват...

Меня снова боялись и сторонились. Паркинсон ликовала столь явно, что я заподозрила ее в принадлежности к славному роду Салазара Слизерина. Открыла Тайную комнату и потешается, разнося мою репутацию в пух и прах. Папа ходил мрачнее тучи. Мое робкое предположение насчет Панси было встречено со скептицизмом, и меня тотчас отослали к Драко - за полной паркинсоновской родословной. Тот разочаровал меня и посоветовал не искать зря: среди ныне живущих потомков основателей нет.

Вздохнув, я побрела было к себе в гостиную, но по пути меня едва не сбила с ног Джинни Уизли. Она с такой скоростью выскочила из туалета Плаксы Миртл, что даже не заметила меня у себя на пути. Я заглянула посмотреть, что же ее так испугало, но не обнаружила ничего кроме злобно взвизгнувшей при моем появлении и нырнувшей в унитаз самой Миртл. Да еще краны опять были отвернуты на полную мощность.

– Прекрати баловаться с водой!
– крикнула я, обращаясь к привидению.
– Иначе директор не выдержит и изгонит тебя.

Закрыв краны, я на всякий случай проверила кабинки - там было пусто, в одной только обнаружилась плавающая в бачке тетрадка. Думая, что вещь принадлежит Джинни, я выловила и высушила ее. Простая маггловская вещица в дермантиновой обложке и с закладкой-ленточкой - может, это мистер Уизли подарил ей? Он увлекается собиранием маггловских штучек... Раскрыв тетрадку, я обнаружила, что та пуста. Никаких записей, только даты в верхнем углу почти каждой страницы, да надпись на первом листе: "Том Марволо Риддл, 1950". Что за любопытный дневник? Такой старый и превосходно сохранился...

Решив при случае расспросить Джинни, я забрала тетрадку и ушла к себе, писать эссе для профессора Флитвика.

Только поздней ночью, закончив делать уроки и прочитав пару глав из сегодня взятой в библиотеке книги по гербологии, я вспомнила о дневнике.

Открыв его на первой странице, я собиралась нарисовать в нем рожицу, но капля чернил, упавшая с кончика пера, впиталась без следа. Ничего себе! О таком я еще не слышала...

"Здравствуй, дорогой дневник! Меня зовут Персефона Паркинсон, и я хочу пожаловаться тебе на Гарри Снейп", - кажется, так принято писать в девчачьих дневниках? Сама я никогда не совершу подобной глупости и не стану доверять свои мысли и чувства бумаге.

Чернила впитались и вдруг на желтоватой страничке проступили совершенно другие слова: "Здравствуй, Персефона! Меня зовут Том Риддл. Что у тебя стряслось?"

Это что, мыслящий дневник? Ух, как любопытно...

"Дорогой Том, меня уже достала эта грязнокровная выскочка! Все ее обожают, будто лучше нее никого нет, и не видят, какая она на самом деле."

"Какая же?"

"Жадная до славы подхалимка. Ненавижу ее! Пусть бы и ее окаменили!"

"Окаменили? Что ты имеешь в виду, Персефона?"