А.: Что касается сновидений и роли бессознательного в образовании болезненных симптомов, то мы обратимся к этим проблемам несколько позже, когда будем рассматривать творчество самого Фрейда.

С: Что же получается: до Фрейда существовала, с одной стороны, мощная философская линия развития проблемы бессознательного, с другой стороны — линия практической разработки этой же проблемы. Так что же тогда сделал Фрейд?

А.: Действительно, этот вопрос один из самых интересных. Вот что пишет по этому поводу

современный знаток психоанализа.

Роль 3. Фрейда в разработке проблемы бессознательного

В.М. Лейбин: К моменту создания психоаналитического учения представления о бессознательном имели широкое хождение как среди философов, так и среди медиков.

296

Диалог 7. Яи Оно

Поэтому нет ничего удивительного в том, что Фрейд обратился к осмыслению этой проблематики. Скорее удивляет другое, а именно то, что многие психоаналитики стали рассматривать Фрейда как ученого, которому принадлежит приоритет в открытии бессознательного. Да и сам основатель психоанализа не прочь был выступить в роли человека, совершившего коперниковский переворот в науке. Однако, как показывает историко-философский анализ, Фрейду не принадлежит приоритет ни в постановке проблемы бессознательного, ни в выдвижении целого ряда идей, на основе которых был создан психоанализ [3, с. 63].

С: Так что же все-таки Фрейд внес нового в развитие проблемы бессознательного? В.М. Лейбин: Еще Бэкон подчеркивал, что вопрос о новизне не является столь простым, как это может показаться на первый взгляд. Недаром бытует мнение, согласно которому новое — это хорошо забытое старое… Дело не в том, кто первый в истории философии и науки ввел какое-либо новое понятие, выдвинул оригинальную идею или предложил своеобразные постулаты и эвристические схемы. Более важно, как и каким образом новое понятие, оригинальная идея или комплекс теоретических положений способствовали возникновению нетрадиционного учения, оказавшего заметное влияние на смену парадигм мышления, изменение ценностных ориентации в западной культуре [3, с. 64, 82]. А.: Главное то, что Фрейд заложил основы новой “философии человека”, нового видения и исследования человека, которые коренным образом изменили психологическую науку — да и не только ее. В его творчестве пересеклись философская и медицинская линии разработки проблемы бессознательного. Суть этой новой “парадигмы” в психологии лучше всего выразил хорошо знавший Фрейда писатель Стефан Цвейг.

С. Цвейг: Благодаря … открытию Фрейда научная психология порывает, наконец, со своей академической и теоретической замкнутостью и вступает в прямую связь с практической жизнью. Через посредство Фрейда психология впервые получает, в качестве науки, применение ко всем явлениям творческого духа. Ибо чем была прежняя психология? Школьной специальностью, теоретической дисциплиной, загнанной в университеты, замурованной в семинариях, поставляющей книги в неудобочитаемом и неудобоваримом языке формул. Тот, кто ее изучал, знал о себе и законах своей индивидуальности не больше, чем если бы он изучал санскрит

или астрономию, и в широких кругах общества не придавали никакого значения результатам ее лабораторной работы, как полностью абстрактной. Перенеся центр тяжести этой науки с теоретических домыслов на индивидуальность и сделав предметом изучения кристаллизацию личности, Фрейд проталкивает психологию из семинария в реальность и утверждает за нею жизненно важное значение в силу ее применимости к человеку. Только теперь может она деятельно служить созданию новой личности в педагогике, лечению больных в медицине, оценке человеческих заблуждений в судопроизводстве, пониманию творческих начал в искусстве; занимаясь истолкованием неповторимой индивидуальности каждого отдельного человека, в его собственных интересах, она помогает одновременно и другим. Ибо тот, кто научился понимать в себе человека, понимает его и в других [7, с. 76]. А.: Как видишь, Цвейг говорит об открытии путей проникновения в те тайники души, которые считались ранее “непроницаемыми” для научного изучения; Фрейд был тем, кто превратил исследование бессознательного в центральный момент изучения человеческой личности и открыл подходы к нему. И это оказало огромное воздействие на другие отрасли человекознания: на становление таких философских направлений, как философская антропология, экзистенциализм, герменевтика (См. [3]), на литературу и искусство, не говоря уже о медицине и педагогике. Но самое интересное: психо-анатитические идеи изменили и саму психологию человека, познакомившегося с ними. По словам того же Цвейга, “фрейдовские мысли … свободно обращаются в крови эпохи и языка; отчеканенные им формулы кажутся сами собой понятными; требуется, собственно говоря, большее напряжение для того, чтобы мыслить вне их, чем для того, чтобы мыслить ими” [7, с. 7]. Ты узнаешь это по собственному опыту: прочтя произведения Фрейда, ты на время станешь смотреть на людей буквально “по Фрейду”. И только спустя какое-то время поймешь, что правда Фрейда о человеке, хотя и правда, но не вся. С: Хочу убедиться в этом сам. “Работать и любить” как жизненное кредо Фрейда

А.: В биографическом очерке о Фрейде, написанном Цвейгом, Фрейд предстает человеком, для которого харак-

298

Диалог 7. Яи Оно

терна громадная работоспособность и какая-то основательность и гармоничность во всем. Не случайно крылатыми стали его слова: “Человек счастлив, если может работать и любить”. Как поэтично пишет Цвейг о довольно будничных, в общем-то, вещах — о распорядке дня Фрейда, о его колоссальной работоспособности (ежедневно он работал с пациентами по8-10 часов, проводя с каждым из них примерно по часу, и при этом запоминал все детали проводимых им психоанализов, а остальное время было заполнено написанием многочисленных работ). При всем при этом прекрасная семья: любящая и любимая жена и шестеро детей. И здесь гармония: три мальчика и три девочки. И со здоровьем все в порядке: “этот великий врач никогда не болел сколько-нибудь серьезно до семидесяти лет, этот тончайший наблюдатель игры человеческих нервов никогда не страдал нервами, этот проникновенный знаток ненормальной психики, этот прошумевший сексуалист был на протяжении всей своей жизни до жути прямолинеен и здоров во всем, что касалось его личных переживаний” [7, с. 19]. С: Вот повезло человеку!

А.: Повезло? Нет, мой друг, очень многому в жизни Фрейд обязан только самому себе, он во многом “сделал себя сам”, везде проявляя, по словам Цвейга, “строгую основательность и непреклонное усердие” [7, с. 25]. Впрочем, другие биографы рисуют портрет Фрейда совсем иными красками (см., например, [39], где много ссылок на различные биографии Фрейда, в том числе самые современные). Среди изданий на русском языке отмечу большой труд Эрнеста Джонса “Жизнь и творения Зигмунда Фрейда” [40] и биографический роман Ирвинга Стоуна “Страсти ума” [41]. Очевидно, предвидя разночтения в трудах его будущих биографов, Фрейд написал однажды своей жене: “Что касается моих биографов, то пусть они помучаются, мы не будем облегчать им задачу. Каждый сможет по-своему представить “эволюцию героя”, и все они будут правы; меня уже веселят их ошибки” (Цит. по: [42, с. 70]). С: Но, наверное, Фрейду не пришлось, подобно многим из нас сейчас, думать о том, где бы подзаработать?

А.: Ошибаешься. Фрейд родился в семье небогатого торговца шерстью, еврея по национальности, в 1856 году в небольшом городке в Моравии, принадлежавшей тогда Австро-Венгрии; потом семья переехала в Вену, где прошла

практически вся жизнь Фрейда. Вначале у отца, который был женат вторым браком, дела шли неплохо. Зигмунд, старший из детей, посещал городскую гимназию и был, как отмечал его биограф Виттельс, “первым учеником”, обнаружившим склонность к гуманитарным наукам (См. [8, с. 39]). В гимназии изучались латинский и греческий, французский и по выбору итальянский или испанский языки (позже Фрейд широко цитирует в своих работах различных авторов на языке оригинала). В 1873 году Зигмунд оканчивает с отличием гимназию и в том же году становится студентом медицинского факультета. С: Почему же он выбрал медицину? Ведь ты говорил, что он был склонен к гуманитарным наукам?