В первый раз в доме Ханифы останавливались Асфар и двое незнакомых ей людей. Лошадей — шесть (о бричке — ни слова!). А с чохракской конефермы угнали восемь конематок с двумя жеребятами, одноглазого мерина и карабаира. Самое ценное, разумеется, карабаир. Сколько ни выспрашивал Жу-нид у матери и сына Егановых о приметах лошадей, ничего похожего на карабаира (по их рассказу) у Асфара и его спут­ников не было.

... Туман. Сплошной туман — и никакого проблеска. Нитей как будто и много, но за которую из них тянуть?

Жунид опять закурил, вслушиваясь в монотонный говор реки, огляделся вокруг. На горизонте возникла светлая полос­ка рассвета. Стало прохладнее. Он поежился и, поднявшись с бревен, медленно добрел к дому Коблева.

... Надо искать Асфара. Надо искать всех троих — Ас-фара, Тау и...

Газиз! Асфар упоминал это имя!

У него даже захватило дух от возбуждения. Вот оно! Вот звено, которое все время ускользало! Ханифа говорила, что Асфар должен был встретиться с каким-то Газизом? А Дзы-бова тоже звали Газиз...

И все трое очень подозрительны. Просто так люди не водят за собой на поводу запасных лошадей из аула в аул. А может, случай натолкнул его на других конокрадов? Тем более, что Асфар и Тау побывали у Егановых в середине сентября. А в Чохрак налетчики нагрянули двадцать второ­го. Значит, не те? И опять все сначала?..

Но довольно. Нужно браться за Газиза Дзыбова...

... На другой день Махмуд Коблев принес Жуниду из райотделения письмо Майкопской окружной милиции о ро­зыске ею шести лошадей, уведенных неизвестными преступ­никами из конюшни гиагинского станпо в ночь на семнадца­тое сентября...

Аул спал. На крышах домов лежала голубоватая ртуть лунного света. Ветра не было и неподвижные тополя напо­минали молчаливых монахов,, завернувшихся в свои черные ниспадающие одежды.

Окрестные холмы, извилистая река Фарс, блестевшая от лунного света, голые темные руки ореховых деревьев в кол­хозном саду,— все было спокойным, мирным и почти нере­альным.

Жунид и Вадим в сопровождении Коблева подъезжали к Насипхаблю. Весь сегодняшний день ушел на повторный до­прос Егановых и другие хлопоты. По вызову Шукаева явил­ся представитель гиагинского станпо и опознал лошадь, изъ­ятую у Мурата Еганова. Ее по акту передали владельцам. Таким образом, все сходилось: Асфар и Тау ночевали у Ха-нифы, если верить ее показаниям, в средине сентября, а ло­шади были похищены из конюшни станпо — семнадцатого. Ханифа не помнила числа, но Жунид заставил ее сопоставить другие события, которые она могла назвать, и пришел к вы­воду, что посетить егановский домик конокрады могли и сем­надцатого (т. е. сразу же после кражи), и восемнадцатого. Если налет на чохракскую конеферму также был связан с именами Асфара и Тау, то это еще предстояло выяснить. Во всяком случае, вероятность этого не исключалась.

Егановы почти ничего нового не сообщили, так что у Жу-нида и Вадима оставалась одна единственная надежда — Газиз Дзыбов. Решено было отправиться в Насипхабль.

— Посмотри,— негромко сказал Вадим,— минарет под пожарную каланчу переоборудовали. Интересно, как смотрит на это население?

— Да никак,— ответил Шукаев.— Сейчас уже не те вре­мена, когда закрытие мечетей доводило до крайностей. Ста­рики, конечно, гудели, может, даже и эксцессы какие-либо случались... Впрочем, в Насипхабле еще одна мечеть есть. Совсем крохотная и без минарета. Она, по-моему, действу­ет...

— А твои родители верят? Если не секрет, конечно,— полюбопытствовал Вадим.

— Какой тут секрет? Мать -вроде верит, но не молится и уразу [21] не держит. Хотя, знаешь, трудно даже сказать, вера это, или что-то вроде привычки. Она может сто раз помянуть аллаха в разговоре, ни за что на свете не притронется к сви­нине, не сядет в присутствии муллы, но если заболеет обык­новенной ангиной, то, ручаюсь, прибегнет не к помощи эфенди или знахарки, а пойдет в медпункт или съездит в городскую амбулаторию...

— А отец?

— Отец у меня безбожник.— В голосе Жунида послыша­лись горделивые нотки.— И вообще славный старик...

— Работает еще?

— Да. На конезаводе. Он у меня великий знаток лоша­дей....

Помолчали. Коблев не вмешивался в разговор и ехал в некотором отдалении, соблюдая неписаный закон кавказцев: младший должен быть сзади.

— Послушай, Вадим,— начал Шукаев несколько смущен­ным тоном.— Вот ты сейчас заговорил о моих стариках, и я вдруг подумал, что мы, в сущности, мало знаем друг о дру­ге... и мало интересуемся. Стыдно, конечно, но я до сих пор не удосужился спросить, как там у тебя дома? Ведь твоя жена, кажется, малыша ждала?..

Дараев опустил голову.

— Мертвого родила,— глухо сказал он.

Жунид мысленно обругал себя последними словами.

— Прости, я не знал.

— Я сам виноват,— после некоторого раздумья отозвал­ся Вадим.— Я сторонился тебя... и, если уж говорить прав­ду, завидовал немного. Теперь это прошло...— Он понизил голос: — И если тебе не безразлична моя дружба...

Жунид молча протянул ему руку.

— Я рад, Вадим. Просто у меня характер скверный... я нелегко схожусь с людьми... А когда я появился в управле­нии, ты был близок с Ивасьяном...