Шрифт:
Дзыбов в совершенстве владел русским языком, и Жунид с Вадимом решили учинить ему перекрестный допрос.
Держался он с достоинством и несколько насмешливо. Однако насмешливость эта была почти неуловимой. Словом, придраться было не к чему, даже если бы Жунид и хотел это сделать.
Допрашивали его в одной из комнат райотделения. Хад-жиби Туков тоже хотел было присутствовать при допросе, но Жунид вежливо и твердо отклонил его просьбу.
Газиз сидел перед следователями в непринужденной позе, закинув ногу на ногу и, казалось, проявлял живейший интерес ко всему, что происходит в этой неуютной комнатке с двумя письменными столами, сейфом и выцветшей стенгазетой на стене.
Дараев начал первым, как было условлено.
— Ваше имя и фамилия?
— Газиз Хизирович Дзыбов... к вашим услугам,— охотно ответил Газиз.
— Род занятий?
— Поэт, с вашего позволения.
— Стихи, значит, пишете?
— Нет. Видите ли, я назвал себя поэтом несколько в другом смысле. Люди, по моему глубокому убеждению, делятся на две категории: одни воспринимают действительность такою, какова она есть, другие, в зависимости от своего настроения или вдохновения, если хотите, умеют расцветить мир любыми красками. Согласитесь, что последние имеют право хотя бы в мыслях причислять себя к поэтам...
— И вы включаете себя в их число? — спросил Дараев.
— Включаю — не то слово. Я ощущаю себя в их числе. К сожалению, таких людей значительно меньше, чем всех прочих, и их труднее найти. Впрочем, я оговорился: не к сожалению, а к счастью. Ведь избранные — это всегда те, которых меньше, не правда ли?
Он явно издевался над ними!
В глазах у Дараева уже вспыхнул было недобрый огонек, но Жунид незаметно положил ладонь ему на колено, показывая, что все идет, как полагается, и не следует нервничать.
— Вы правы,— любезно ответил Жунид.— Избранных действительно всегда меньше. Но если вникнуть в смысл глагола «избирать», то никогда не мешает поставить себе вопрос: кем избранных и для какой цели? Не станете же вы, например, отрицать, что преступников меньше, чем честных людей? Означает ли это, что преступники — избранные? Едва ли. Скорее — отверженные...
— Не скажите,— с интересом посмотрев на Жунида, ответил Дзыбов.— Я глубоко убежден, что если к этим отверженным, как вы говорите, добавить потенциальных преступников, которые не стали ими фактически по разным причинам, то честных людей не останется вовсе...
— А я убежден в обратном,— возразил Жунид.— Если разбудить в любом или почти любом преступнике его добрые начала, дремлющие, так сказать, то и он будет честным человеком. В общем, я привык смотреть на преступника как на потенциально честного человека... Но если вы не возражаете, мы покончим с этой, безусловно, любопытной дискуссией и возвратимся к делу. Я попрошу вас отвечать на вопросы коротко и ясно.
— Хорошо,— уже без иронии отозвался Дзыбов.— Спрашивайте, я готов отвечать.
— Сколько вам лет? — спросил Дараев.
— А это имеет значение?
— По-моему, мы договорились: вы отвечаете коротко и ясно.
— Виноват. Давняя привычка: не умею обходиться без лишних слов...
— Итак?
— Тридцать семь.
— Где вы учились?
— Ставропольская гимназия. Известная гимназия...— В голосе Газиза прозвучало сожаление.— И люди там были известные... Неверов, Юхотников... да мало ли.
— Вы именно ее закончили?
— Нет. Отец уехал из Ставрополя и забрал меня. Кончал гимназию я уже в Екатеринограде... мечтал стать юнкером...
— Чем вы занимались после революции?
— Традиционный вопрос. Знаете, мне столько раз его уже задавали, что...
— Короче, пожалуйста,— не дал ему разглагольствовать Жунид.
Дзыбов театрально развел руками, как бы призывая Да-раева в свидетели, что он, Газиз, изо всех сил старается быть полезным, а ему в этом так недальновидно мешают.
— Видите ли,— сказал он, поиграв глазами,— я буду с вами откровенен: то, что происходило тогда вокруг, особого сочувствия у меня не вызывало... Сначала я просто болтался. Потом, когда отец погиб, я пытался поступить в вуз. Но к нам, белогвардейским сынкам, сами знаете, отношение было не слишком доверительное. Словом, меня не приняли... Кстати, прошу заметить: ни в каких оппозициях и прочем не участвовал. Я не знаю, зачем вы меня сюда вызвали, и не догадываюсь, но говорю это так, на всякий случай...
— Где вы были в ночь с двадцать первого на двадцать второе сентября? — будничным тоном спросил Жунид.
В глазах Газиза мелькнуло мимолетное выражение настороженности. И сейчас же погасло. Впрочем, может, Жуниду и показалось.
— Прошел месяц. Я не помню.
— Знакомы с Талибом Бичоевым?
Дзыбов повел плечами, как бы отрицая саму возможность близкого знакомства с каким-то там сторожем.
— Я знаю его. Он знает меня. И только.
— Давно встречались с ним? — вмешался Дараев.