Шрифт:
— Ах, вот в чем дело...— понял Газиз.— Числа я не помню, но, действительно, в конце сентября я с двумя приятелями приезжал к нему попросить парочку арбузов. Мы устраивали маленький кутеж по поводу... хотя нет,— без повода... А у Талиба — отменные дыни.
— С кем вы были?
Газиз улыбнулся и тихо, но твердо ответил:
— Извините, но у меня правило: никогда не называть имен и фамилий без крайней необходимости. Тем более — в беседе с работниками угрозыска.
— Почему? У вас был горький опыт? — быстро спросил Жунид.
— Нет. Из элементарного чувства порядочности. Ни я, ни те люди не совершили ничего противозаконного, мне они также ничего плохого не сделали. За что же я должен наградить их кучей хлопот?- Вы станете их вызывать, расспрашивать Бог знает о чем. Кому это приятно? Вот почему говорю вам сразу: не назову ни одного имени...
— Вы были двадцать первого сентября в Чохраке,— решительно перебил Жунид.— Что вы там делали?
— И на этот вопрос я отвечать не обязан,— уже несколько раздраженным томом ответил Газиз.— Но скажу: я приехал туда из другого аула за водкой. Я же сказал: устраивался легкий кутеж...
— Неубедительно, Дзыбов,— вставил Вадим.
— Значит, вы категорически отказываетесь отвечать, с кем приезжали к Бичоеву на бахчу? — продолжал Шукаев.
— Да.
— Когда у вас была встреча с Асфаром?
Газиз и ухом не повел. Закинул ногу на ногу и, зевнув, ответил, что не знает никакого Асфара. Потом попросил разрешения закурить и достал массивный, серебряный портсигар. Жуниду, правда, показалось, что и невежливая зевота Дзыбова, и его размеренные, неторопливые жесты, когда он закуривал, чересчур нарочиты. Но полной уверенности в этом у Жунида не было.
Они бились с ним еще с полчаса, но с таким же успехом, можно было выведать что-либо у каменной статуи, на которой нет ни единой надписи. Газиз не молчал, но его разговорчивость, которая в любое другое время могла бы вызвать у Вадима и Жунида интерес или, по крайней мере, любопытство, сейчас была совершенно невыносимой. Этот несносный тип с отлично подвешенным языком болтал без умолку, но, в сущности, не сказал ни единого слова.
— Довольно,— с трудом сдерживая накипавшую злость, сказал Шукаев.— Вам, Дзыбов, придется еще немного побыть со мной, пока Вадим Акимович произведет обыск в вашем доме. Бери, Вадим, Коблева и действуй! Обшарьте каждый закоулок. Самым тщательным образом!
— Вы не имеете права! — угрожающе произнес Дзыбов.
— Вадим Акимович, поспешите! — повторил Жунид и, не удостаивая Дзыбова взглядом, закурил. Он хорошо понимал, что если обыск не даст результатов, то это не сулит ему ничего хорошего. Ни для задержания Дзыбова, ни для производства обыска у него пока нет никаких оснований.
И все-таки это было единственно правильным и необходимым сейчас. Жунид не мог ничего объяснить, но он чувствовал, что напал на верный след. Чрм спокойнее и независимее держался Газиз, тем все больше крепла уверенность Жунида в его виновности.
Газиз держался слишком спокойно и независимо, слишком естественно. И в этом была фальшь.
.. Дараев и Коблев отсутствовали около часа. Все это время Жунид пытался найти хоть какую-нибудь зацепку в показаниях Газиза, но безрезультатно Он уже начал терять терпение, хотя и не подавал виду
Оба курили и совсем задымили комнату к тому времени, когда, наконец, возвратились Дараев и Коблев.
Глаза у Вадима Акимовича удовлетворенно и хитро поб-йескивали. Войдя, он быстро нагнулся к Жуниду и зашептал ему что-то на ухо.
— Да. Сейчас. Пусть Коблев принесет,— вслух ответил Шукаев.
Коблев принес и положил на стол старый армейский вещевой мешок. Шукаев осторожно развернул слежавшуюся заскорузлую материю.
— Ваш?
— Не знаю... я хозяйством не занимаюсь. Для чего мне такая рухлядь?
— Бросьте, Дзыбов,— вмешался Вадим, торжествующе поглядев на Газиза.— Вещмешок найден у вас, но принадлежал он бывшему табунщику конефермы колхоза «Заря» Аскеру Чичу до того, как вы или ваши сообщники похитили его вместе с сушеной бараниной. Я потому и задержался, если хотите знать, что искал Чича. Он узнал рюкзак...
Все это Вадим выпалил одним духом, словно боясь, что ему помешают и не дадут досказать. Шукаев сдержал улыбку и с интересом повернулся к Дзыбову. «Ну, как же теперь вы поведете себя, господин артист?»,— казалось, говорил его взгляд.
— Чушь,— жестко отрезал Дзыбов.— Я отродясь не бывал ни на какой, конеферме. Все. И знаете, граждане, я по горло сыт уже и разговорами, и вашим обществом. Разрешите мне откланяться?
— Перестаньте паясничать,— остановил его жестом Шукаев.— Вы арестованы по подозрению в угоне лошадей с конефермы колхоза «Заря» и в убийстве сторожа Трама Лоова